сильнее.
Вдалеке загрохотало. Избавившись от неповоротливого обоза, всадники Чиркена и Баргузена пошли быстрее, увеличивая отрыв от Илуге. Он с сожалением понимал, что, если не хочет насмерть загонять коней, ему придется остановиться. В воздухе становилось невыносимо душно, небо почернело окончательно, и теперь любая рытвина на пути может стоить ему всадника.
Он неохотно крикнул, объявляя привал. Искать место для ночлега не было времени, и они просто улеглись рядом с измученными лошадьми, завернувшись в плащи. Небо над ними вздрагивало и ворчало. Казалось, оно становится все тяжелее под тяжестью низких туч, и вот-вот раздавит их.
Несмотря на усталость, спал он плохо. И не только он: душное тревожное ожидание, казалось, пропитало воздух, насыщенный отголосками бури. Если такая гроза не прошла сразу – жди беды.
Утро было больше похоже на вечер. Степь притихла, даже птицы перестали стрекотать в чахлых тальниках. Воздух, казалось, стал еще гуще, еще неподвижнее. За ночь тучи закрыли все небо и теперь висели низко над землей: черно-фиолетовые, с багровым отблеском. Не выспавшиеся люди молча седлали нервничающих, не отдохнувших лошадей,
К Илуге подъехал Токум:
– Угэрчи, следы ведут на плоскогорье Танг.
Еще не легче!
Илуге стиснул зубы так, что боль отдалась в скулах.
– Если они думают, что смогут там отсидеться, то жестоко ошибаются. За ними.
По хорошему, они могли бы сделать круг и обойти преследователей в темноте. Но, – да, следы вели по широкой дороге, которой в Ургах в мирное время вели караваны. Видимо, тоже побоялись скакать наугад в темноте. Что ж, тем лучше.
Они неслись под низким черно-синим небом, иногда тревожно поглядывая вверх и ловя пересохшими ртами неподвижный воздух. Все вокруг будто вымерло, и звук скрежещущих по копытам камней разносился далеко, болезненно отдаваясь в ушах.
' Как в царстве Эрлика', – подумал Илуге, борясь с тревожным предчувствием, сжимавшим на горле тугое кольцо. Следы становились все более свежими. Вот здесь джунгары остановились на ночлег – видно, убедившись, что оторвались от погони. Иногда Илуге казалось, что он слышит вдалеке топот копыт, но все звуки тонули в их собственных звуках, усиливавшихся долгим эхом.
Они выехали на плоскогорье Танг, а гроза все не начиналась – только вновь заворчал гром, прорезая мутную темную пелену вспышками молний где-то далеко наверху. Плоскогорье Танг, в обычное время рыжая, поросшая редкой травой равнина между двух старых, изъеденных ветром невысоких горных хребтов, в этом странном и призрачном свете казалась густо-багровой. Пыль висела в воздухе, искажая очертания нагромождений камней, пучков травы и линии гор на горизонте.
' Значит, они прошли здесь совсем недавно.'
Нетерпение обожгло горячей волной, Илуге пришпорил Аргола, вырвавшись вперед. Вокруг было темно, словно в сумерках, и он силился сквозь рыжую дымку разглядеть и расслышать хоть что-нибудь.
Ему показалось – или впереди что-то движется?
Небо взорвалось, будто бы в него попал хуа пао. С оглушительным треском расколов черно-багровую тучу, на равнину ударила огромная сине-зеленая молния, на миг ослепив всех. Аргол взвился на дыбы, пронзительно завизжав,и Илуге потребовались все силы, чтобы удержать испуганного коня и удержаться самому.
Он ошарашенно моргал и, только отдышавшись, осознал то, что отпечаталось в его глазах в момент вспышки. Люди впереди. Вздыбленные кони. Блеск обнаженных мечей.
За первой молнией ударила вторая, еще более чудовищная. В воздухе резко и остро запахло горелой землей и камнем. И в этой вспышке Илуге разглядел то, что не понял сразу: впереди шел бой. Джунгары Чиркена и Баргузена напоролись на ургашское войско, выставленное на охрану границ.
Зацепившись краем за горный хребет, туча повисла прямо над долиной, и теперь молния за молнией била по плоскогорью, хлеща его, будто гигантская извивающаяся плеть. Земля стонала и дрожала. В грохоте непрекращающихся вспышек не было слышно ничего, даже собственного крика.
Если я разверну своих людей прямо сейчас, это будет только справедливо. Пускай Чиркен получает свою славу, а Баргузен – свою месть.
Вместо этого Илуге послал Аргола вперед, увлекая за собой остальных. Постоянные ослепительные вспышки были еще хуже, чем полная темнота: к ней глаза как-то все же успевают привыкнуть. А здесь глаз Илуге выхватывал только какие-то странные, застывшие, неестественные картины, которые никак не могли сложиться в действие. Он просто с размаху налетел на кого-то, увидел разинутый рот, успел по круглому шлему узнать джунгара, и отбил летящий на него меч.
– Бей ургашей, дурак! – заорал он так, что его услышали.
– Илуге! Угэрчи Илуге! – разрозненные крики доносились будто бы издалека.
Небо в очередной раз тяжело грохнуло, и раскололось дождем
Потоки воды, – да, именно потоки, падали вниз отвесной стеной, словно струи водопада. Вся одежда Илуге, седло, волосы, – все мгновенно вымокло. Рыжая сухая пыль под копытами на глазах превращалась в непролазную глинистую грязь.
Ургаши, – а, точнее, куаньлины, выставленные на охрану ургашских границ, – не сразу заметили подошедшее подкрепление. А, заметив, начали растягивать ряды широкой цепью, намереваясь замкнуть кольцо. Обычная их тактика, Илуге уже встречался с ней.
Однако сейчас сделать это было совсем непросто: в звуках бури тонули все голоса и звуки, вспышки молний слепили глаза, лошади пугались, оскальзываясь во влажной грязи. Однако, их было больше, куда больше, чем степняков, понял Илуге, стараясь охватить взглядом колышащееся людское море. Бой был неравным. Им придется отступать – или попытаться убить куаньлинского полководца. В отличие от степняков, идущих в бой совершенно самостоятельно, и затем зачастую совершенно забывающих обо всем в боевом азарте, куаньлины всегда старались сохранять ряды и беспрекословно подчинялись своим командирам. Стоит убить его…
Илуге уже разглядел поверх голов всадника в красном плаще, отчаянно размахивающего мечом и выкрикивающего команды, беспомощно тонувшие в звуках бури. Он уже достаточно получил от Ли Чи сведений о куаньлинском военном устройстве, чтобы узнать отличия хайбэ – командующего тысячей воинов. Значит, военачальник – крупная фигура, и, возможно, где-то неподалеку находится подкрепление…
Илуге развернул Аргола, который ожесточенно грызся с каким-то жеребцом неразличимой масти, тесня его и его всадника прямо на вставленные пики своих соотечественников. Илуге было достаточно просто взмахнуть секирой в его сторону, чтобы, отклонившись, тот напоролся на пику. В струях дождя, ослепительных вспышках и грохоте бури схватка из тактической задачи превращалась в хаотичное месиво, в которой каждый боролся за собственную жизнь, не в состоянии различить, что в это время делают остальные. Это было на руку степнякам и дезориентировало куаньлинов. Илуге отбил чей-то довольно неловкий удар пикой, срезав древко, ушел от замаха мечом; поднырнув, резанул секирой по животу нападавшего, и очутился совсем рядом с красным плащом хайбэ. Кто-то закричал, предупреждая куаньлина. Тот развернулся с быстротой и силой, много сказавшими опытному глазу Илуге. В следующее мгновение новая извилистая сине-зеленая лента расколола небо, ударив так близко к сражающимся, что Илуге почувствовал, как в лицо ему полетели горячие капли. На какое-то мгновение его охватил непереносимый ужас.
Хайбэ ударил, но из-за молнии удар его был слаб, и Илуге без труда отбил его. Кроме меча, куаньлин был вооружен короткой пикой, которой орудовал, отбросив щит и явно завладев пикой в пылу схватки. Сейчас пика, направляемая его рукой, свистнула у самого горла Илуге. Он схватил ее за древко и резко дернул на себя, рассчитывая заставить хайбэ потерять равновесие. Однако тот легко выпустил пику и Илуге, в свою очередь, качнулся назад. Его секира начала свое движение одновременно с мечом хайбэ. Почти лежа на спине Аргола спиной, Илуге, точно во сне, видел, как их оружие движется с равной скоростью – занесенный меч куаньлина – к его груди, а его секира – к виску хайбэ.
Шлем свалился с его головы, когда он отклонялся. Куаньлин навис над ним, сверкающее лезвие приближалось.
' Я должен успеть.'
