— Лодку выбросило на берег, — будто только что вспомнив, сказал Слэк.
— Она вышла на лодке в море, потому что была несчастна? Потому что устала от замка, от Острова? Она хотела сбежать? От кого? От чего? Слэк, ты же знаешь, знаешь, Слэк?
— Можно считать, что она сбежала отсюда.
— Но выходить на лодке в такой шторм!
— В ту ночь гремела над Островом буря, — сказал мальчик, — помню и гром, и вспышки молний. Говорят, это Бог гневался так. Как ты думаешь, это правда, мисс Эллен?
— Нет, — сказала я. — Но послушай, если в бурю она отправилась в море, значит, она действительно хотела расстаться с жизнью. Никакое суденышко не справится с такими волнами и шквалами, разве нет?
— Как знать, мисс Эллен, что сделает с твоей лодкой море.
— Но ее лодку вынесло на песок… через несколько дней… пустую.
— Да, — подтвердил он, — пустую. Молю Бога, чтобы в другой своей жизни она была счастлива.
— Кое-кто из слуг поговаривает, что призрак ее бродит по Острову.
— Ага, говорят.
— Ты веришь этому?
— Думаю, что она с нами.
— Значит, ты считаешь, что души людей в жизни несчастных или тех, у кого силой отняли жизни, продолжают обитать среди нас, живых?
— Для меня это слишком мудрено, мисс Эллен.
Его бледное лицо ничего не выражало; глаза подернулись туманом. Я была уверена, что он знает о моей сводной сестре гораздо больше, чем только что поведал мне; значит, он еще не вполне доверяет мне, чтобы рассказать все до конца.
ГИБЕЛЬ «ЭЛЛЕН»
Искусство управления лодкой и владения веслами я постигла не хуже, чем Гвеннол или Дженифрай. Обе они, кстати, о Майкле Хайдроке больше не упоминали и, казалось, хотели убедить меня, что никакого беспокойства и негодования в этой связи не испытывают.
Яго целыми днями был занят на Острове. Он лично наблюдал за работой на фермах, занимался какими- то торговыми сделками, и все это требовало частых переездов через пролив на Большую Землю и обратно. Обычно ему удавалось выкроить время, чтобы вместе со мной поездить верхом по дорогам, познакомить меня с фермерами, торговцами, в очередной раз поздороваться с хозяином гостиницы или с пастором, с доктором или каким-нибудь еще уважаемым человеком на острове.
Отношения наши с Яго становились все ближе, я была бессильна против его мужского обаяния, которое он так и источал, более того, теперь я нуждалась в ежедневной дозе общения с ним.
Яго был очень доволен моими успехами в гребле. Однажды утром он попросил меня спуститься в бухту к причалу, где я увидела свежевыкрашенную лодочку с яркими буквами «Эллен» на борту — теперь это была моя гордость.
«Эллен» я все время брала на море, но далеко никогда не уплывала. Я обожала обогнуть Остров, зайти в какую-нибудь неизвестную мне еще пустынную бухту. Там можно было остановиться и спокойно подумать о прошедших днях или погадать, что ждет меня в будущем. Столько мне еще предстояло выяснить, но почему-то все кругом предпочитали молчать, что само по себе наводило на мысли о каких-то тайнах. Казалось, стоит мне узнать, что же на самом деле случилось с Сильвой, и я получу ключ ко всем загадкам. Почему Сильва ушла в море в такую ненастную погоду? Если она сделала это по своей воле, причина могла быть одна: она устала жить, и только так сочла возможным избавиться от невыносимой тяжести.
Значит, она решила покончить со всем этим? Несчастная сестра моя, как, должно быть, она страдала в жизни! «Я пленница здесь». Да нет, это она еще девочкой нацарапала, когда ее заперли в той комнате и в наказание велели выучить урок. Со всеми детьми такое, наверное, случается, но эта девочка слишком близко воспринимала все. «Неуравновешенная психика», такова была версия Яго; да он вообще не хотел говорить о ней. Она его не интересовала, неуравновешенная — все ясно. Глупая девчонка, совершенно не приспособленая к жизни, нашла для себя ужасный, дикий выход. Лодку вынесло на песок… пустую лодку. Вот и ответ на вопрос, что же с ней случилось.
Отец мой — соответственно и ее — питал к ней ненависть, как она утверждала. Возможно, он вообще не любил детей. Приятным человеком его никто не считал. С первой женой он бранился, вторая — моя мать — ушла от него. О матери я тоже знала очень мало, в памяти остались лишь ее любовь, забота и мое детское ощущение покоя и надежности. Маленькие дети обычно это и получают от своих матерей. Ее ли вина в том, что несчастливым оказался этот брак? Какие были тому причины? Какие угодно. Хорошие матери не всегда бывают хорошими женами. О, как же мне хотелось узнать обо всем от них самих, от моих родителей.
Но приходилось по крупинкам собирать объяснения — теперь уже у других людей. Отец предпочитал сидеть в своих апартаментах. Но ведь при нем постоянно был Фенвик, то ли секретарь, то ли камердинер. Что я слышала об этом Фенвике? То, что из замка после смерти отца он уехал, обосновался на материке. Вот бы мне поговорить с ним!
И я решила ухватиться за эту возможность. Вдруг получится? Но с какого бока взяться за эту задачу? Если спросить Яго, он скажет: «А что может поведать Фенвик, кроме того, что я уже рассказывал?» Может, это и правда. Я сама не знала, что именно хочу узнать, просто любые дополнительные сведения могут оказаться важными. Камердинеру или секретарю часто известно о своем хозяине больше, чем самым близким родственникам. Ни Гвеннол, ни Дженифрай мне ни о чем спрашивать не хотелось, наши натянутые отношения не располагали к этому.
Однажды — уже в который раз — размышляя над всем этим, я услышала, что в замок принесли почту. Через день на Большую Землю (если конечно, погода позволяла) за почтой ходила лодка, в тот день письмо пришло и мне — к огромной моей радости, Эсмеральда прислала весточку. Я писала ей уже дважды: сразу после приезда на побережье и второй раз из замка, описывая первые впечатления. Схватив конверт, я скрылась в комнате и погрузилась в чтение.
Эсмеральда писала, что рада моей новой жизни, рада, что родственники оказались людьми интересными. А само слово «замок» звучит просто чудесно. Она мечтала бы увидеть его. Родители, писала Эсмеральда, устраивали в сезоне для нее уже несколько балов, на одном из которых она познакомилась с очень прятным молодым человеком по имени Фред Беллингз. Он второй сын в семье, но Беллингзы вообще богатые и преуспевающие люди, так что мама против ее дружбы с Фредом нисколько не возражает. Фредди была посвящена значительная часть письма. Подробную информацию я получила о его внешности (цвет глаз, волос, рост), о его манерах и положительных чертах, среди которых особенно нравилось Эсмеральде его чувство юмора и умение пошутить — всегда к месту и всегда безобидно. Было совершенно ясно, что она полностью очарована этим Фредди, и я только порадовалась за нее, потому что всегда испытывала угрызения совести — ведь когда-то ей предназначался Филипп.
«Гувернантке миссис Оман Лемминг, похоже, здорово достается. Бедная девушка вконец запугана. Ох, Эллен, тебе ни в коем случае нельзя было идти туда. Какое счастье, что все сложилось так удачно».
«Очень много общаемся с Каррингтонами», — продолжала Эсмеральда. «Леди Эмили снова начала появляться в свете, устраивает приемы. Имя Филиппа никогда не упоминается, только леди Эмили подчас такая печальная. Она спрашивает, как складываются дела у тебя, и выразила надежду, что ты будешь счастлива. И еще один человек интересуется тобою. Ролло. Он хотел узнать, куда ты исчезла, где обосновалась. А я как раз получила письмо от тебя, где ты пишешь про Остров, про замок и так далее. Он очень заинтересовался».
Я опустила письмо на колени. Как хорошо, что Эсмеральда обрела своего Фредди, даже не верилось, что для нее все так счастливо сложится, и ее чувства к этому молодому человку совпадут с чувствами, а главное, намерениями ее матушки Агаты. Удивляло, что ко мне проявлял интерес Ролло. Неужели он теперь раскаивается в том, как жестоко и несправедливо со мной обошелся? Впрочем, все, связанное с моей прошлой жизнью, ненадолго меня отвлекло. Едва дочитав письмо, я вернулась к размышлениям, как бы найти Фенвика и поговорить с ним об отце.
Чета Пенджелли, скорее всего, лучше других в округе была осведомлена обо всем, что происходит и что произошло. Вполне возможно, они слышали, куда же подался Фенвик после отъезда из замка Келлевэй.
