встречи в домах британского квартала, где хозяйки обсуждают меню на день со своими хансамами. Не было никаких упоминаний о том, что случилось.
— Ты должна была бы видеть меня, — произнесла Лавиния. — Ты гордилась бы мной. Да, Друзилла, даже ты. Я только обсудила меню, и он сделал предложения о том, что считает подходящим. Я сказала ему: «Да, Хансам, я предоставляю это тебе на твое усмотрение». Мне кажется таким образом поступает большинство важных дам. За минуту все было закончено.
— Хансм поймет, что вел себя недопустимым образом, — сказала я. — Он, конечно, не стал бы извиняться. Этого нельзя от него требовать. Кроме того, вина лежала главным образом на тебе. Он решил не обращать на все это внимания, что в конце концов лучший способ с этим покончить.
В дом пришел молодой человек. Он прискакал издалека, был крайне усталым и хотел, чтобы его без промедления провели к Большому Хансаму.
В свое время мы узнали, что привезенное послание было от брата Хансама и что сын Хансама Ашраф, который недавно женился на Рошанаре, мертв. Он был убит.
Хансам в трауре закрылся в своей комнате. Пелена уныния окутала дом. Фабиан был глубоко, встревожен. Том Кипинг и Дугал долгое время находились вместе с Фабианом в его кабинете. Они не вышли к ужину, и, как и в прошлый раз, им отнесли еду на подносах в кабинет.
За ужином мы были с Лавинией одни. Мы, как и все в доме, говорили о смерти Ашрафа.
— Он был таким молодым, — сказала я. — Они с Рошанарой только что поженились. Кому понадобилось убивать его?
Даже Лавиния была потрясена.
— Бедный Хансам. Это такой удар для него. Его единственный сын!
— Это ужасно, — подтвердила я и пожалела человека, несмотря на то, что, в моем воображении, он прочно стал зловещей фигурой.
Лавиния сказала, что она хотела бы лечь пораньше, и ушла в свою комнату. У меня не было настроения идти спать. Я чувствовала себя очень встревоженной. Мне было интересно, что будет с Рошанарой. Бедный ребенок, она была такой юной.
Я села в темноте в гостиной, отдернув шторы так, чтобы видеть красоту залитого луной сада.
Как раз в тот момент, когда я хотела удалиться, дверь открылась и вошел Фабиан.
— Привет, — сказал он. — Еще не легли? А где Лавиния?
— Она пошла спать.
— И вы здесь сидите в одиночестве?
— Да. Все это так беспокойно.
Он закрыл дверь и вошел в комнату.
— Я согласен, — сказал он. — Очень тревожно.
— Что это означает? — спросила я.
— Это означает, что по какой-то причине Ашраф был убит.
— Возможно, это один из тех тхагов. Они убивают без причины.
Он немного помолчал, затем сказал:
— Нет… я не думаю, что на этот раз это был тхаг… хотя это может быть связано с ними.
— Вы думаете, что кто-то убил… не просто ради убийства… а по определенной причине?
Он сел напротив меня.
— Для нас надо обязательно выяснить, что происходит.
— Понятно.
— Это может оказаться самым важным для нас. Мне не нравится, какая сложилась ситуация. Я уже обсуждал с Дугалом и Томом возможность отправить отсюда вас с Лавинией и с детьми.
— Отослать. Вы имеете в виду…
— Я бы чувствовал себя счастливее. — Он слегка иронично улыбнулся мне. — Я не имею в виду счастливее… в прямом смысле… я имею в виду, что почувствовал бы облегчение.
— Я не думаю, что Лавиния уехала бы.
— Лавиния? Она уедет туда и тогда, куда и когда ей скажут.
— У нее есть свое собственное мнение.
— Очень жаль, что у нее нет при этом еще хоть сколько-нибудь разума.
— Не думаю, чтобы мне понравилось бы быть пересылаемой туда-сюда… как какая-нибудь посылка.
— Пожалуйста, не будьте упрямой. Положение достаточно трудное, поэтому не усугубляйте его.
— Просто хочется хоть немного влиять на то, что здесь происходит.
— Вы не имеете представления о том, что происходит и все же хотите принимать решения. Женщины и дети не должны быть здесь.
— Вы не выдвигали возражений против приезда сюда Лавинии. Здесь родились дети.
— Она приехала со своим мужем. Я не распоряжался, где родиться их детям. Я просто заявляю, что, к несчастью она и они, а также вы здесь. Но все это произошло достаточно естественно. Я обвиняю себя в том, что вызвал сюда вас и мисс Филрайт.
— Вы не вызывали нас.
— Это было мое предложение, чтобы вы приехали сюда.
— Почему?
— Я думал, что вы, может быть, окажете какое-то влияние на Лавинию. Вы делали это в прошлом, и я полагаю, я говорил вам… или, по крайней мере, давал понять… что думаю также о пользе, которую могло бы принести ваше присутствие мне.
— Потому что вместе со своей матерью вы полагаете, что для детей необходимо иметь английскую гувернантку и английскую няню.
— Но, конечно…
— А теперь вы сожалеете об этом;
— Только по одной причине. Мне не нравится ситуация здесь, и я думаю, что было бы лучше не оставлять здесь детей и женщин.
— Я думаю, что ваша заботливость делает вам честь.
Он произнес с налетом сарказма:
— Вы знаете истинную причину того, почему я устроил ваш визит. Это было потому, что мне хотелось доставить немного удовольствия себе.
— Я удивлена тем, что вы подумали, будто это в моих силах.
— Вы не можете удивляться. Вы знаете, как я наслаждаюсь этими живыми разговорами… Кроме того, я хотел вырвать вас у этого отвратительного Колина Брейди.
— Я думала, что его рассматривают как человека, преданного Фремлингу.
— Тем сильнее причина, по которой я должен не любить его. Я хотел видеть вас… и устроил это. Кроме того, что бы вы делали дома? Вы не могли оставаться в пасторском доме, не выходя замуж за Бренди. Куда бы вы поехали?
— Куда бы поехала? К своей старой няне.
— Ах, да, к этой доброй женщине. Я хотел вас видеть здесь, вот и все. Несмотря на ваше безразличие ко мне, я люблю вас, Друзилла.
Я надеялась, что не обнаружу испытываемое мною удовольствие. Мне хотелось, чтобы он понял, что я никогда не позволила бы себе легкой любовной связи с ним, но он никак не отступался.
Я сменила тему разговора:
— Чем сейчас вы так обеспокоены?
— Это дело Ашрафа.
— Убийство?
— Совершенно верно. Почему он был убит? Он был совсем мальчишкой. Почему? Это то, что мы должны выяснить… быстро. Если это были тхаги, я думаю, что почувствовал бы облегчение. Но это было единичное убийство. Тхаги убивают сразу нескольких. Кровь одного невинного мальчика не могла бы надолго умилостивить Кали. Я чувствую, что как бы я ни сожалел о вспышках, они были бы более понятны, чем эта тайна. Понимаете, у меня есть ощущение, что опасность вернулась в наш собственный дом.
