Александр БАРЧЕНКО
НА БЕРЕГУ
В городе звонили ко всенощной…
Брызги трезвона тонули, падая в воду, и над озером плыл, окунаясь, удар за ударом мягкий старческий голос большого монастырского колокола… И была тишина…
Только когда по воде прополз ветер, снегом посыпал свинцовое зеркало озера и седые листья осин над водой начинали тревожно шептаться, вырастали звуки.
Колокол гудел одиноко и мощно… Шипя, начинала возиться волна в камышах… Камыш звенел.
Ветер уполз в перелесок, звуки гасли, колыхались лениво и сонно и снова сливались с тихим, влажным дыханием озера…
Дьякон подсучил подрясник и шагнул на корму. И тотчас, шурша камышом, по воде побежали морщины и, скрипя, заворочались вёсла в уключинах.
Небо тускнело… За обрывом, на кресте колокольни, каплей крови высыхал отблеск зари.
Сумерки вставали со дна озера и лиловатой дымкой тянулись к небу.
На мысу человек словно уснул — поник головой, обхватил руками колени.
— Помогай Бог! — крикнул дьякон.
Человек поднял голову и негромко ответил:
— Спасибо!..
Дьякон пригляделся.
— Кашу варим??!
Человек нагнулся, рванул удилище и начал выбирать леску.
— Поймал?!
— Слопала!..
Человек вскинул руками, и леска, свистнув и мягко плеснувши грузилом, легла на прежнее место.
По городскому берегу высыпали огоньки… На мысу тоже вспыхнул огонь, окунулся в воду, исчез и замигал снова… Разводили костёр.
Изредка на горизонте пряталась в огнистую трещину далёкая молния — тогда в глубине озера, блеснув чешуёй, проползала змейка. Тучи падали на воду… И навстречу, со дна, поднимались такие же тучи, и, обнажая небо, они уходили друг в друга — …и не было туч, не было озера… Камыш, опрокинутый берег, вереницы далёких огней висели в мутной лиловой мгле и вместе с нею дрожали и колыхались под глухими ударами колокола.
А рядом что-то с тихим журчанием тёрлось о лодку, лепетало, постукивало, и лодка с мягким шорохом резала воду.
Дьякон лениво мешал веслом за кормой… Потом поставил лопатку ребром, и лодка, тихо кивая чёрным, высоко поднятым носом, вползла на седую песчаную отмель, колыхнулась и стала.
И вдогонку, сердито урча, набежала волна, мазнула пеною отмель, сползла нехотя в озеро, и песок, долго шипя, сосал воду, и лопались маленькие влажные пузырьки.
Дьякон загремел уключинами, бросил весло… За обрывом тоже кто-то стукнул веслом.
Дьякон, наклонив голову, прислушался, потом, приложив ладонь к губам, крикнул баском:
— Гоп!.. Гоп!..
И тотчас за обрывом тонкий насмешливый голос ответил:
— Оп!.. Оп!..
Человек над водой обернулся и покачал головой:
— Грех!.. — Пожевал губами и прибавил строго: — Рыбу пугаешь!..
Дьякон подошёл и присел на песок.
— Много наловил?..
— Рано ещё!.. Погоди, потемнеет — зачнёт рвать!.. Мелочь идёт!..
Дьякон запустил руку в ямку с песочной жижей.
— На донную?..
— На рака!.. — человек помолчал. — А ты, отец дьякон, опять не служишь?
Дьякон дёрнул бородой кверху и ответил нехотя:
— Опять…
— Серчает?
— Пёс с ними! Пускай серчает! Не могу… болен…
Человек покачал головой.
— Пущай-то, пущай… А… пожалится?
— Кому? — дьякон сердито закашлял. — Очень я их боюсь!.. — Он подошёл к костру и заглянул в котелок. — Засыпал, Захар?..
— Крупу-то? Засыпал. А что?
— Её бы с луком столочь! А?
— Чашку надо. И колотушку.
— Я бы принёс, — сказал дьякон с сожалением. Он поправил огонь и протянул на песке у костра своё длинное костлявое тело.
С запада уползла алая струйка зари. Озеро лиловыми краями поднималось на горизонте, и края эти огромной шапкой сходились над головой. Крошечные огоньки кололи туман сверху и снизу и мерцали один над другим — два золотистых прозрачных ломтика.
И только когда проползал по озеру ветер, тухли внизу огоньки и ломтик в воде дрожал, извивался, тускнел и рассыпался золотыми мазками, а другой мерцал наверху неподвижно.
По горе мутными пятнами белели сады, и вместе с приторным запахом отцветающих яблонь доносилось оттуда тягучее, слащавое чоканье соловьёв.
Дьякон поднял голову. Глаза у него были голубые, светлые, немного растерянные. Теперь они потемнели, сделались больше, и отблеск костра острыми искрами прятался в глубине зрачков.
— Захар! — сказал дьякон. — Слышишь? Соловей…
Захар обернулся.
— Ловок я их ловить. Ловок! Только ни к чему… без надобности. Здесь и продать некому.
Он наклонился к воде, осторожно вытянул руку и… вскочил на ноги, согнул дугою удилище.
И тотчас тонкая длинная леска, словно ножом, изнутри взрезала воду и где-то далеко, на самом конце, забилось сильное, живое, упругое тело.
Захар побежал с удилищем от берега и крикнул испуганным голосом:
— Дьякон!.. Сачок!..
У берега что-то большое ходило, рылось в воде… Захар передал удилище дьякону, подсучил штаны и зачмокал по илистому дну… Он расправил сачок, закусил бороду и одним ловким движением ковырнул воду.
И натянутая струною леска ослабла и вяло легла на песок.
— Голавль! — сказал Захар. — Слава тебе, Господи! С почином!..
Он распустил мокрые петли сачка и выпростал скользкий, блеснувший брусок.
— Фунта четыре! Ого!.. — Захар завозился с крючком, и когда он вырвал его, дьякону показалось, что рыба закашляла.
— Дьякон! Плесни-ка водицы!
Захар стал на колени, сунул лобастую голову рыбы в песочную лужу, и голавль сразу рванулся из рук, заметался, потом ушёл в глубину, и оттуда всплыли вверх животом две небольшие рыбёшки.
Захар собрал леску в широкие петли, долго жужжал грузилом, потом вытянул руку, и что-то, отрывисто пискнув, улетело в туман и всхлипнуло, падая в воду.
Дьякон присел рядом с Захаром. Нагнулся, и в воде закивал человек и моргнули растерянные глаза.
Захар подтянул лески, воткнул удилище глубже в песок и покосился на дьякона.
— Ну а… дьяконица?.. Дьяконица-то, говорю… ничего?!
Дьякон не отвечал.
— Правильный у тебя человек — дьяконица, — сказал со вздохом Захар. — Правильный!.. Как
