- А я бороду приклеил вечером. Столярным клеем. Из пакли борода. Под лестницей нашел клок пакли. Даже два клока.
Гордеевна покачала головой.
- Экая радость! Под лестницей подобрал грязную паклю - фу! У тебя же подбородок заболит.
- Уже заболел! - Петька задрал голову и показал красноту на подбородке.
Ваткой Гордеевна осторожно вымыла Петьке подбородок и намазала какой-то желтой мазью. Баночку с мазью она достала из кухонного шкафчика с самой верхней полки. Если бы захотелось сделать шурду-бурду так лекарства теперь и не отыщешь.
- Домой вчера хорошо попал? - спросила Гордеевна.
Она уже знала, что ключа от квартиры Петьке не доверяют. Жильцов в их коммунальной квартире много, и всегда кто-нибудь открывает Петьке дверь. Но иногда случалось, что никого не было дома. Тогда Петька скитался по улицам, пока не удавалось дозвониться. А ключ от комнаты лежал под половиком у двери. Все знали, где Петька с матерью прячут ключ. Сколько раз Петька предлагал вбить гвоздь в косяк и вешать ключ на него. Хоть нагибаться не придется. Но мать не соглашалась: «А вдруг кто чужой в коридор забредет? Под половиком искать не догадается, а тут - нате, прямо и висит ключ».
- Бабка Панкратьевна была дома, - сказал Петька и весело похвастался: - А я ей позавчера отомстил!
- Отомстил? За что?
- Она бросила в кухне на табуретке свое вязанье. А мама нечаянно на пол его столкнула. Спицы выскочили, петли спустились - подумаешь! А Панкратьевна маму обругала: «Вот неловкая!» Сама-то больно ловкая. Тут же всю мелочь из кошелька просыпала. Ищет-ищет под столами. Вместе с моей мамой. Гривенник нашли, и пятак, и пятнадцать копеек. А три копейки в угол закатились. Я их потом нашел. Да не отдал! Не обзывай мою маму!
- Попробовал бы кто мою маму обидеть! - воскликнул Кирилка. - Уж я бы тому показал!
Но Гордеевна помрачнела.
- Не отдал, значит? Как нехорошо! Ты же эти три копейки, выходит, украл.
- Ничего не украл. Просто нашел.
- Нашел, да не отдал. Чужое себе взял.
- А зачем она мою маму… Вот я ее и надул!
- Матери ты об этом рассказывал?
- Нет, не рассказывал.
- То-то. Да твоя мама лучше бы десять упреков выслушала, тем более от старого человека, чем один раз узнала бы, что ее сын чужое присвоил. Ты это и сам чувствуешь, не маленький, потому и не сказал матери. Отдай Панкратьевне три копейки! Сегодня же! Скажешь, что нашел.
- Как я отдам? Их уже нету.
- Где ж они?
- Конфетки купил. В школьном буфете. Съел уже.
- Одну конфетку мне дал, - растерянно сказал Кирилка.
Гордеевна совсем расстроилась.
- Ай-яй-яй! Ну, вот что, Петюшка, я тебе дам три копейки. Подарю, значит. Тем более, наш Кирилка, оказывается, тоже ел конфету, купленную на краденые деньги.
Мальчики густо покраснели.
- Да я же… нашел, - начал оправдываться Петька срывающимся голосом.
Гордеевна сказала строго.
- Утаить чужое, хоть и найденное, все равно - украсть. - Она взяла со стола кошелек и порылась в нем. - Вот тебе три копейки. Как вернешься домой, сразу отдашь их Панкратьевне. И прощения попросишь, что не сразу отдал. Извините, мол, сразу как-то не успел. И чтобы ни-ког-да больше такое не повторялось! А то уважать тебя не буду.
Широко открытыми глазами Петька смотрел на Гордеевну:
- Уважать не будете?
- Ни уважать, ни любить тебя не буду. Так и знай!
Необычно присмиревший Петька вскоре ушел домой.
На другой день, едва переступив порог, он объявил:
- Я отдал бабушке Панкратьевне три копейки. Она обрадовалась, маме моей сказала: «Парень-то у тебя честный растет».
- Вот и хорошо! - промолвила Гордеевна.
И никогда больше, ни одним словом, она не упомянула об этих несчастных трех копейках.
МАМА ЛЮДОЧКА
- Кир, обедай скорей и ступай с Патом погуляй. Я его и вывести не успела. Платье для Людочки отпаривала.
Кирилка ничуть не удивился, что Гордеевна назвала его маму Людочкой. Со второй встречи она стала называть маму Людой и на «ты».
- Молоденькая совсем, чего уж! В два с половиной раза меня моложе.
Кирилка знал, что маме недавно исполнилось двадцать шесть лет, и стал было подсчитывать, сколько же лет Гордеевне, но вскоре бросил эту нудную затею.
А узнав, что мама воспитывалась в детском доме, потому что родители ее умерли в блокаду, Гордеевна стала называть маму «доченькой». На Кирилку Гордеевна часто ворчала и покрикивала, а на маму никогда не сердилась. Наоборот, случалось, отпускала ее в. кино или в театр. Тогда и Пат оставался у них ночевать. Он спал на подстилке возле дивана, Гордеевна на диване, а мама на раскладушке. Ночью Кирилка тихонько вставал и перетаскивал Пата под свою кровать вместе с подстилкой. Но утром Пат снова оказывался возле дивана, сладко спал на голом полу.
Мама полюбила Гордеевну, как родную, и часто говорила:
- Как я благодарна судьбе, что она мне вас послала!
- Не судьбу благодари, а… ты знаешь кого. - Отчего-то Гордеевна косилась на Кирилку и делала безразличное лицо.
Папа Кирилкин, Сергей Дроздов, тоже жил когда-то в детском доме. Отца у него убили на фронте, а мать убило бомбой. Мама с папой воспитывались в одном и том же детском доме. Поэтому у них и бабушек никаких не было. Если бы папа не зимовал на Новой Земле, Гордеевна, очень может быть, называла бы его, как мама, Сережкой. Называла бы Сережкой или нет?
- Ну, что ты сидишь, как истукан? Застыл с ложкой! - сказала Гордеевна. - О чем ты так задумался? Скорей ешь! Говорю тебе, песик заждался, который раз к дверям подходит.
НЕМОЙ
Во дворе к Пату направилась девочка лет пяти в белой вязаной шапочке.
- Ой, какой! Поглажу… можно? - Она остановилась в двух-трех шагах, издали протянула руку.
- Осторожно, Ирочка! - сейчас же закричала толстая бабушка. - Еще укусит!
Кирилка неодобрительно посмотрел на бабушку.
- А он и не кусается. Что ж! Гладь. - И подвел Пата к девочке. - Стой, Пат, смирно!
Повизгивая от удовольствия, девочка проводила варежкой по спине Пата.
- Нагладилась? - спросил Кирилка. - Пусть побегает.
Он отцепил от ошейника поводок и побежал по двору. Пат за ним. Но не очень резво. Часто останавливался и нюхал асфальт.
