Песик сел и протянул Кирилке лапу. Кирилка пожал ее, коричневую и шерстистую.
- Ой, ну какой он! Как игрушечный! Он не обидится, если я его поглажу? А что он еще умеет?
- Не обидится. Погладь. Ведь вы уже знакомы. Покажи Пату комнату.
- Пойдем, Пат, миленький, пойдем! Я тебе все-все покажу! - Кирилка манил песика двумя руками.
Песик вопросительно посмотрел на няню.
Та разрешила:
- Пойди поиграй с Киром. Косматик засеменил за Кирилкой.
Всю комнату Пат обошел кругом, деликатно обнюхал каждый предмет. Над черепахой, гревшейся у парового отопления, остановился и фыркнул.
- А это Пашка-черепашка, - объяснил ему Кирилка. - Ее нельзя трогать. Нельзя! Понял?
Пат понял: еще раз тихонько фыркнув, он попятился.
Кирилка обнял песика за шею и прижал его к себе. Пат вырвался, весело тявкнул, потянул Кирилку за штаны и отбежал. И началась возня.
ДЯДЯ ИЛИ ДЕДУШКА?
Обычно Виталий Афанасьевич звонил Кирилке в десять-одиннадцать утра. А на этот раз позвонил гораздо позже: давно Гордеевна накормила Кирилку обедом и ушла вместе с Патом.
- Как поживаешь, Кирилл? - бодро спросил Виталий Афанасьевич. - Уже ходишь в школу?
- Хожу, хожу. Дядя Виталий Афанасьевич, а вы увидели через стены, какая за-ме-ча-тель-ная новость у нас случилась?
- Я же тебе сказал, что вижу через стены иногда. А что за новость?
- Нянька нашлась! - закричал Кирилка. - Сама нашлась! С Патом!
- Пат? - удивился Виталий Афанасьевич. - Вы что, с ней в шахматы играете и она в пат попадает?
- Почему в шахматы? Почему в шахматы? Собака! Маленькая! Расчудесная! Так ее зовут.
- Вот оно что! Новость и верно хорошая. Нравится тебе новая нянюшка?
- Конечно! У нее же есть Пат! Одна мамина подруга боится, что эта Гордеевна вдруг чего-нибудь уворует. Совсем ведь с улицы…
Последние Кирилкины слова потонули в громовом хохоте Виталия Афанасьевича. Потом в трубке раздалось:
- Что же она уворует? Твои штаны?
- Они ей не налезут. И мамины платья тоже не налезут. Да ведь это же мамина Аллочка подумала, а она и не видела Пата! Мы-то с мамой так не думаем.
- Правильно. Ничего она не уворует, - твердо сказал Виталий Афанасьевич. - Как ее зовут, ты сказал?
- Вообще-то… Елоконда, кажется…
- Как? Как? Анаконда? Так ведь это такая огромная змея.
- Нет, нет, не змея, иначе. Ели… я забыл. Но она позволила называть себя просто Гордеевной. А Пат умеет подавать лапу!
- А не сердитая она, твоя новая няня?
- Немножко сердитая, но это ничего, у нее же…
- Есть Пат, я уже знаю. Ну что ж, ладненько…
- Дядя Виталий Афанасьевич, а я ей про вас рассказывал.
- Почему ты меня стал называть дядей? А не просто по имени-отчеству?
- Так как-то… само получается… - Называя «дядей», Кирилка почему-то чувствовал себя ближе к невидимому другу. - А как надо - дедушкой?
Трубка фыркнула.
- Нравится «дядей», называй «дядей». Так рассказывал, значит, про меня? А она что?
- Ничего не сказала. Так оно и было.
Играя с Патом, Кирилка ему пообещал:
- Вот уж расскажу ученому путешественнику, какой ты умный!
- Какому это ученому путешественнику ты собираешься хвастаться нашим Патом? - поинтересовалась Гордеевна.
- А я с одним путешественником знаком! - горделиво сказал Кирилка. - По телефону. Он везде, везде поездил. Вот не знаю, длинная ли у него борода или не очень. Он уже старый-старый. И очень веселый.
Гордеевна стояла с кухонным ножом в руке и остолбенело смотрела на Кирилку.
- И он даже с тиграми сражался. Вот! Я его люблю, - добавил Кирилка.
Гордеевна молча повернулась, отошла к кухонному столу и, не сказав ни слова, принялась чистить картошку.
ДУМАТЬ-ТО НАДО…
Недели полторы подряд Кирилка ходил в школу. И, по правде сказать, сиденье на уроках уже не казалось ему таким счастьем. Особенно - на математике.
На уроке математики нельзя даже шепнуть Петьке о том, какой Пат умный: не захотел есть вторую косточку и спрятал ее про запас в Кирилкин старый ботинок. Да что шепнуть! Думать о Пате и то нельзя. Начнешь думать про песий ум и зазеваешься. И уже не понимаешь, как решать задачу.
Вообще- то учительница им часто говорит:
- Думайте, дети, думайте!
Но не про Пата же она велит думать, а совсем про другое. Медленно и четко Валентина Федоровна читает вслух задачу:
- «Мальчик нарисовал десять флажков. Семь флажков он раскрасил…»
Если бы в задаче спрашивалось, сколько флажков мальчику осталось раскрасить! Ясное дело: три флажка. Так нет же! «На сколько больше флажков он раскрасил, чем ему осталось раскрасить?» Вот как заковыристо поставлен вопрос!
Кирилка вздыхает, вытягивает шею и заглядывает через плечо сидящей впереди Наташи Роговой.
В Наташиной тетрадке уже написано:
Так ведь он так и подумал! Но Наташа сразу пишет на другой строчке:
Почему?! Кирилка в смятении. А Наташа уже выводит:
«Ответ: на 4 флажка больше».
- Кирилл, иди к доске! - раздается голос Валентины Федоровны. - Я вижу, ты не совсем разобрался. Будем рассуждать вместе.
На доске висят картонные планки с прорезью, вроде кассы для букв, только без отделений. В прорези торчат десять белых флажков.
Учительница берет со стола семь красных флажков и заменяет ими семь белых.
- Видишь, мальчик уже раскрасил часть флажков, - говорит она. - Сколько ему осталось раскрасить?
- Три, - отвечает Кирилка.
