Не сводя с Лехи оружия, Гена подошел к ней, и одной рукой быстро обыскал ее. С металлическим лязгом на линолеум упал крохотный дамский пистолет, извлеченный из-за резинки чулка.
— На пол, лицом вниз! — выкрикнул он.
Ярославна медленно подчинилась.
Леха смотрел на это совершенно безумными глазами. «Я просто перепил сегодня, — повторял он про себя. — Это все мне снится».
Мастерскими движениями Гена обыскал и его, но в Лехиных карманах обнаружился только полупустой бумажник, пейджер и ключи.
— Встать! Руки на голову! Вот вы, значит, как ко мне подбирались? Одна со стороны Бориса, другой со стороны Алика… — проговорил он. — Хотели поймать меня с поличным? Только зря ты, лапочка, мальчика своего не вооружила. Он и решительный отпор не смог мне дать.
«Я бы дал, — угрюмо подумал Леха, — только ведь ты меня пристрелишь».
— Вперед пошли! — приказал Гена, указав на дверцу, ведущую в подвал.
В подвале, уставленном всякими стеллажами с инструментами, было полутемно. Висящая на длинном проводе лампочка едва освещала бесконечное помещение. Гена ткнул пальцем в массивный деревянный люк в полу.
— Открывай! — велел Лехе.
Он отодвинул щеколду, дернул на себя ручку. Снизу из черной дыры пахнуло сыростью.
— Вытягивай лестницу. Так. Положи сюда. Теперь прыгай!
Леха посмотрел на него как на ненормального.
— Да там же не видно ни зги! Все ноги переломаешь!
— Прыгай или я туда спущу твой труп!
Зажмурившись, Леха шагнул в черную пустоту.
Падение на несколько секунд оглушило его, правую ногу сразу же свело болью.
Квадрат света наверху заслонился и рядом с ним мягко приземлилась Ярославна, державшая в руках по туфле.
— Счастливо оставаться! — усмехнулся Гена и закрыл люк.
Сидя в абсолютной мгле, они слышали, как он придвинул на него что-то тяжелое, видимо, чтобы отрезать им пути к отступлению. Потом все стихло.
Первое, что почувствовал Леха из всех ощущений тюремной жизни, был увесистый пинок.
— Видала я идиотов! — неистовствовала Ярославна, — Но чтобы настолько клинических!
Пиналась она достаточно больно. Леха кое-как поймал ее и прижал к полу. Но даже в этом положении она пыталась его изувечить.
— Тихо ты! А то сейчас без детей меня оставишь!
— Таких, как ты надо кастрировать при рождении, чтобы не смели портить род человеческий!
Подобное заявление несколько расстроило Леху.
— Ну, дорогая, не тебе судить!
— Да?! Не мне?! Ты же испортил все, что только можно! Я его почти сделала! А тут ты! Как ты сюда вообще попал?
— Сначала расскажи, что тебе от него нужно!
— Нет уж, сначала ты мне все про Ольгу расскажешь! И про Топ! И про то, куда ты мои сто пятьдесят тысяч дел!
— Да я в жизни их не брал!
— Я все видела!
Леха не мог больше спокойно держать ее в объятьях. Пускай здесь какой-то погреб, пускай тут воняет рассолом от соленых огурцов, и вообще холодно, пускай их только что чуть не застрелил маньячный Гена…
Она все еще сопротивлялась, но как-то все менее и менее настойчиво.
— Не смей меня целовать… — прошептала она куда-то ему в шею. — Я тебя ненавижу и буду ненавидеть всю жизнь.
Леха ощупью нашел ее подбородок, приподнял ей лицо.
— А я тебя…
— Ты все время умудряешься найти для секса самые «подходящие» места: чердак, подвал… А потом- то ты куда меня заведешь?
— Это хорошо, что ты планируешь развитие наших отношений.
— Ничего я не планирую! И вообще… Отдай немедленно мне свою куртку! Я замерзла.
— Ни за что! Если хочешь, двигайся ближе.
— Нет! И вообще, нам надо выбираться отсюда. Черт, не видно ни зги! Здесь банки какие-то… Батюшки, сколько их!
— Запасливый мужичок наш Гена.
— Кобец, не смей мне напоминать о нем! Когда мы отсюда выберемся, я тебя еще убью за него! Месяц трудов — и все коту под хвост! Гена уж наверное все вещи упаковал — ищи его теперь.
— О чем ты?
— Тебе об этом знать не обязательно.
— Ярославна, а здесь какие-то бутылки стоят!
— Осторожнее! Все пороняешь…
— Слушай, а это, кажется, наливка. Выпей, хоть согреешься чуть-чуть, а то уж вся вздрагиваешь…
— А ничего — вкусно. Малиновая… Хочешь?
— Не-ет… Я уже сегодня напузырялся под самую завязку.
— Ну и как хочешь — мне больше достанется.
— Леха, я пьяная дура. Ты пробовал добраться до люка? А если по стеллажам вскарабкаться, то тоже не достать? Жалко… Мне уже надоело тут сидеть! Кстати, ты куда мою наливку дел?
— Хватит тебе! Пробку понюхала и уже готовенькая.
— Иди ты к черту! Нет, стой! Где моя бутылка!
— Тут, у меня.
— А где ты? Ненавижу темноту! Верни наливку на родину!
— Меняемся: ты мне рассказываешь про Гену, а я тебе возвращаю бутылку.
— А чего про него рассказывать? Наши уже давно заметили, что кто-то из сотрудников ФСБ приторговывает оперативными данными на высших должностных лиц. Ведь на каждого мало-мальски заметного человека в городе обязательно собирается компромат и до поры до времени держится в секрете. А тут выборы подошли, и эта информация стала всплывать. Грушкова вычислили почти сразу. Он скачивал данные из компьютера, записывал на компакт-диск и продавал его за бешенные бабки. Спрос на «грязное белье» всех местных шишек вырос к выборам. Да только к Генке никак нельзя было подступиться. Взяточников ведь очень сложно брать: только с поличным. А Грушков работал лишь через Измайлова. Мы и так, и эдак крутили, а он не берет взятку от чужих и все, хоть тресни!
— Погоди! Кто это «наши», кто это «мы»?
— Вот непонятливый! Да служба собственной безопасности ФСБ! Вот меня и направили, чтобы я с этими гавриками пообщалась. Ни Генка, ни Измайлов на контакт ни в какую не шли. Серега вообще сразу что-то заподозрил и даже на работу отказался меня принять. Пидоры — они и есть пидоры. Пришлось знакомиться с Борькой.
— И ты с ним спала ради этого?
— Какое это имеет значение? Но ничего, я все-таки обломала Измайлова: представилась ему еще одной клиенткой и передала гонорар…
— Те сто пятьдесят тысяч зеленых в вишневом дипломате?
