Макс склонился к ней через стол, мечтая о поцелуе.
– Да, кстати о покое. Поедем-ка домой, а?
Ари, усмехнувшись, бросила салфетку на стол, приняла предложенную Максом руку, и они, обогнув столик, прошли через весь переполненный зал к выходу.
Сверкающий белыми огнями, как новогодняя гирлянда, Ньюпортский мост устремился через залив Наррагансетта к берегу Джеймстауна. Слегка касаясь бедром ноги Макса, Ари сидела рядом с ним на переднем сиденье и разглядывала проплывавшие под мостом лодки и береговые огоньки ближайших островов. Полупрозрачный туман повис у самого горизонта, будто приглашая моряков оставить яркий, шумный залив и уйти в открытый океан.
– Сколько недель? – неожиданно прервал Макс молчание. Она поняла, о чем он.
– Три. Мне нужно быть на работе двадцать восьмого августа.
– У меня не хватит времени.
– Для чего – не хватит? – спросила она все-таки, хоть и чуяла опасность.
– Чтобы убедить тебя остаться.
– Мы уже это обсуждали, Макс.
– Такое не вредно и повторить.
Ари не отвечала, думать о будущем не хотелось. Ну почему бы им не оставить все как есть?
– У нас всего лишь легкий роман, Макс, – на лето.
– А мне кажется, у нас гораздо большее. – Макс медленно выговаривал слова.
– Ну, тогда, – она чуть повернулась на сиденье, чтобы видеть его четкий профиль на фоне темного окна, – у нас с тобой последний легкий роман в истории человечества.
Обиженный, он только криво усмехнулся и снова уставился на дорогу, потом процедил:
– Вроде получается так.
Оставшийся путь до дома оба молчали. Поднимаясь по ступенькам к его двери, Ари боялась, что сердце ее своим стуком заглушит доносившийся через дорогу шум прибоя. Прикоснулся бы к ней или обнял, сделал хоть что-нибудь, лишь бы прижаться лицом к его белоснежной рубашке, вдохнуть чудесный запах его тела… Но самой сделать первый шаг?.. Нет! Он ждет от нее так много, а получится для него одно лишь разочарование. Он ждет, что она отдаст ему все, всю жизнь, – не только любовь, но свободу, профессию и… все, все. Вот с любовью как раз легко, Ари вздохнула, она и так подарила ему свое чувство, забыв о здравом смысле ради этого летнего приключения. Против Макса устоять непросто.
– Ари? – Он заколебался у распахнутой двери. – Может быть, отвезти тебя домой? Может, ты предпочитаешь уйти?
– Ты этого хочешь?
Его глаза казались почти черными, на лице застыло бесстрастное выражение.
– Конечно, нет. Но я предпочитаю не играть в легкие игры.
Прохладный ветер коснулся ее обнаженных плеч, и Ари едва сдержала дрожь.
– Я тоже – так.
– Ты знаешь, как я хочу тебя, как хочу любить тебя сейчас.
– Знаю, и я тоже хочу тебя. – Она прикоснулась к его щеке. – Больше, чем чего-либо за всю свою жизнь.
– Так что же?
– Мне нужно быть дома к девяти. В понедельник моя очередь чистить картошку.
– А во вторник – моя очередь выходить в море.
Макс поцеловал ее ладонь, которую она убрала с его щеки, и она едва удержалась, чтобы не показать ему, как он ей нужен, как она мечтает оказаться с ним наедине в его доме. Но нельзя, невозможно, ей придется держать себя в руках; если он поймет, что она влюбляется в него, – никогда не отпустит в Монтану.
– Пойдем! – решительно потянул он ее за руку. – У нас так мало времени, не будем его терять.
Он прав, еще как прав. Она все же вошла, опять вошла с ним в его дом. Так почему же это напоминание прозвучало такой унылой нотой в ее сердце? Макс вздохнул, обжигая своим жаром ее щеку, и притянул Ари к себе.
– Я не обижу тебя, Ари.
– Знаю, это единственное, в чем я не сомневаюсь. – Голос ее срывался.
Он расстегнул ей платье на спине, провел теплыми, шершавыми ладонями по тонкому позвоночнику, по кружевам пояска. Легко справился с застежкой бюстгальтера и, когда платье ярким коралловым пятном упало к ее ногам, накрыл жадными ладонями ее груди. Его губы приникли к вершинке, дразня сосок, пока он не заострился и не отвердел от этого нежного прикосновения. Она вскинула руки, опустила ладони на его плечи, губы его скользнули вверх, к ямочке на горле, к шее, где покачивались коралловые серьги.
Макс мечтал – пусть на ней будут длинные серьги во время их любви, он не забыл того мгновения на пароме, когда назвал ей свое имя и едва устоял против искушения коснуться жемчужных гроздьев у самого ее плеча. Устоял все же, потому что считал ее той самой девушкой, которая доставила столько хлопот Джерри. А теперь – Макс вдохнул едва уловимый аромат цветов – она доставляет немало хлопот ему самому. Но он справился бы с заботами и со всем, что появилось бы в его жизни вместе с ней. А сейчас он
