— И вы всё равно продолжите? — спросил Пассер.
— Глупо было бы столько лет проходить под смертным приговором и отступить именно тогда, когда хоть что-то начало получаться.
Пассер опустил глаза.
— И всё же будьте осторожнее, — сказал он тихо. — Ждать казни второй раз… Это невыносимо. Особенно если вспомнить, что Сфера уже открыта и никаких других благодатей больше не предвидится.
— Не ваша ли контора прозвала меня Скользким? — усмехнулся Михаил.
Минут пять работали молча.
— Количество раскаявшихся орденцов вчетверо перекрывает показатели по братианам, — сказал Пассер.
— На быстрое поумнение братиан я и не рассчитывал, — сказал Михаил.
— Однако пока в Бенолии активны братства, невозможно упразднить Преградительную коллегию, потому что это единственная организация, которая способна защитить людей от братковского террора. И в то же время Преградительная коллегия сама террористична. До тех пор, пока в Бенолии есть Преградительная коллегия, свободной наша страна не станет. Получается замкнутый круг. Порочный круг.
— Что поделаешь, сударь Пассер, — ответил Михаил. — Ничто не идеально. Будем искать способы разорвать порочный братковско-коллегианский круг и избавить Бенолию от обеих его составляющих. Амнистия — одна из таких мер.
— А зачем вам светозарные? — хмуро спросил Адвиаг.
— То, что эти люди отказались от ордена, ещё не означает, что они пылко возлюбили ВКС.
— Так вы хотите… — договорить Адвиаг не решился.
— Нет. Я не буду вовлекать бывших рыцарей ни в какие комбинации, тем более против их воли, и не позволю таких интрижек другим.
— Тогда зачем вы их собираете? — не понимал Адвиаг.
— Чтобы в Бенолии было как можно больше людей, недовольных ВКС. Ни для комбинаций, ни для планов каких-то хитроумных. Просто, чтобы в Бенолии были люди, отвергающие тиранию ВКС.
— Но для чего?
— ВКС — трудный противник, — вздохнул Михаил. — Его основное оружие — это наука. Значит и победить ВКС можно только наукой. Следовательно, чтобы развивать бенолийскую науку, понадобится много хорошо образованных, творчески мыслящих людей. Дураков и неучей в орден не пускают, а люди мыслящие, особенно творчески мыслящие, сами в нём оставаться не захотят. Так что пусть лучше они после побега в Бенолии осядут, чем где-то ещё. Благо, что ВКС Бенолию за державу, достойную его высочайшего контроля, не держит, поэтому и растрезвонил об амнистии на весь Иалумет.
— И всё же — что вы хотите конкретно? — настаивал Адвиаг.
— Избавить Бенолию от её вечного трелгового рабства, создать разнообразие производственной и сельскохозяйственной сфер. А для этого необходимо изыскать новые сырьевые ресурсы для нынешних трелговых товаров, потому что не только Бенолия зависит от трелга, но и весь Иалумет зависит от Бенолии. Например, необходимо срочно создать полноценную, а ещё лучше — превосходящую замену векаэсным энергокристаллам, на которых как в Иалумете вообще, так и в Бенолии в частности, держится всё — от домашнего холодильника до районного генератора воздуха. Поэтому нам нужны учёные, инженеры, да и просто мечтатели, которые умеют находить неизвестные доселе тропинки. Главное — не проглядеть новый путь. А добросовестных исполнителей, которые превратят крохотную узкую тропку в надёжную широкую дорогу, найти гораздо проще. — Михаил улыбнулся. — Если наука может обеспечивать всю неограниченность тирании, то и всю полноту свободы тоже сможет обеспечить.
— Если я когда-нибудь… — сказал Пассер. — Ну вдруг произойдёт такое чудо, что я научусь понимать ход ваших мыслей, Михаил Семёнович, до того как вы объясните всё на пальцах, тогда я немедленно потребую от пресвятого Лаорана и великой матери Таниары титул императора Иалумета. И получу его вместе с дворцом, нескучными придворными и превосходно вышколенной обслугой. Потому что даже Лаоран с Таниарой ваших мыслей без очень подробных объяснений понять не смогут.
— Чужих мыслей без объяснений вообще никто и никогда понять не может, — сказал Михаил. — Поэтому, если кто-то хочет быть не только услышанным, но ещё и понятым, выражать свои великие идеи ему следует в предельно простой и доходчивой форме. Потому что кроме «понять» существует ещё и «принять». Вы принимаете мою идею?
— Мы повинуемся приказу, — ответил Адвиаг. — И этого достаточно. Во всяком случае, я ни одного вашего слова оспаривать не стану.
— Я тоже, — сказал Пассер.
— Не пойдёт, — отрезал Михаил. — Без веры дело не делается.
— Слово «вера» от атеиста? — ехидно осведомился Адвиаг. — Какая у вас может быть вера?
— Обыкновенная. Вера в дело и в содельников.
— Подельников, — уточнил было Пассер.
— Подельники сидят в уголовной тюрьме. Дела же делают содельники. Если, конечно, это дела, а не делишки.
— Альберт, — тихо сказал Адвиаг, — выйди, пожалуйста. Мне надо поговорить с Михаилом Семёновичем наедине.
— Нет, — качнул головой Пассер. — Всё, о чем ты можешь говорить с Михаилом Семёновичем, меня касается в той же мере, что и тебя. Так что и отвечать будем вместе. Как равновиновные подельники.
— Вы о чём, судари? — насторожился Михаил.
— Об Авдее, — сказал Адвиаг и стал рассказывать. Пассер коротко добавлял собственные показания. Именно как показания — сухо, сжато и внешне бесстрастно.
Михаил слушал, не перебивая.
— …а дальше была Сфера, — закончил Адвиаг.
Михаил молчал.
Адвиаг шагнул было к нему, но остановился на полушаге.
Посмотрел умоляюще.
— Я не священник, — сказал Михаил, — грехи опускать не сподоблен. И не уверен, что на вашем месте поступил бы иначе. А если так, не мне вас судить. Разбирайтесь со своей совестью сами.
И наклонился к таблице.
Пассер подошёл к нему, положил руку на плечо, развернул к себе.
— Рийя и Винс значат для меня не меньше, чем для Герна. А живы они только потому, что в мире есть твой сын. Поэтому ты можешь приказать мне всё, что угодно, и я выполню. Ни споров, ни вопросов — одно лишь повиновение. Я не хочу ни судить, ни обсуждать твои повеления. Для меня правильно любое твоё слово. Ты — отец того, кто спас Рийю и Винса, жизнь моей жизни. Я — тот, кто виновен в большинстве бед Авдея.
— Я не уверен, что на вашем месте не поступил точно так же, — повторил Михаил. — Поэтому и не мне вас судить.
Михаил хотел вернуться к таблице, но Пассер не отпустил.
— Почему? — спросил он. — Ведь и я, и Герн сами отдаём тебе наши судьбы. Да ещё «Спасибо!» скажем и руки поцелуем, когда возьмёшь.
— Я ни разу никого не убил, — сказал Михаил. — И не буду убивать теперь.
— Но разве я предлагаю тебе убить нас?!
— А разве нет?
Пассер отступил. Отвернулся. Глянул на Михаила и выкрикнул:
— Какого чёрта ты родился в порту? Твоё место на императорском троне!
— Предпочитаю место людя среди людей, а не идола среди марионеток.
Пассер только головой качнул.
Вернулся к своей стороне стола.
Адвиаг прикусил губу, резко вдохнул сквозь зубы и сказал: