давал напрокат таинственной незнакомке.
Три стука в деревянную дверь. Никто не открывал. Нахмурившись, девушка обошла маленький домик возлюбленного и заглянула в окно. Пустота, никого нет. Ушел на прогулку по спящему городу или…
'Ладно, все в порядке! — успокоила себя Маша, глядя на устроившегося под пальмой осла.
Девушке показалось, что это не обычное животное. Оно сидело на собственном хвосте, вытянув задние лапы, а одной из передних чертило на песке круги. Осел, казалось, не замечал никого, и на мгновение Маше почудилось, что он бубнит на человеческом языке нечто вроде: 'Унизили, привязали, окончательно превратили в животное великого бога!
Красный глаз осла вдруг уставился на стоявшую неподалеку девушку. Животное замолчало и поднялось на ноги. Но Маша, набравшись храбрости, подошла к нему и погладила по морде. Осел уже забыл, что такое ласка, его подопечная только язвила, ругалась и пинала в бока.
— Славный ослик, — приговаривала московская студентка, — и зачем ты служишь убийце, а?
Животное жалобно посмотрело на пришедшую к нему в гости девушку, и на его глазах навернулись слезы. Маша села перед ослом и прижалась лбом к его горячей щеке.
— Хочешь, я тебя спасу? — тихо спросила она. — Убежишь, не будешь прислуживать этому изменнику Небу и его подельнице Мутнеджимет.
Девушке почудилось, что осел отчетливо кивнул, а в его красных глазах проскочила искорка счастья.
Маша достала приготовленные специально для этого случая ножницы и начала перерезать веревку, как вдруг холодная рука крепко зажала ей рот. Ни закричать, ни вырваться. Вторая рука схватила ее под грудью и прижала к ледяному телу, которое не дышало. Маша и голову повернуть не могла. Она попыталась сопротивляться, пиналась, наступала невысокими шпильками своих босоножек на ноги пленившего. Но тот не ослаблял хватки. Счастливый осел, показалось девушке, улыбнулся при виде захватчика.
— Будь хорошей девочкой, — раздался у нее над ухом ласковый женский голос.
Доигралась. Превратилась в наживку! И тут до Маши дошло: лучше не может быть! Она — наживка для Ивана. Брат костьми ляжет, но найдет ее, а следовательно, придет в обиталище к заколдованной Ирине.
А эта колдунья, оказывается, не живой человек — заметила студентка. Мало того, что она холодна как труп из морозильника, так еще и не дышит. Кукла. Осталось найти кукловода. Неужели им на самом деле оказался Неб?
Тем временем женщина успела перерезать веревку, за которую был привязан осел, и ловко развернула Ванину сестру. Теперь девушка и колдунья смотрели друг другу в глаза. Не ясно, что чувствовала при этом кукла, но по телу Маши вдруг прошла слабость. Она не сводила завороженного взгляда со стоявшей напротив нее женщины. Симпатичные черты, изящный острый нос, большие красные глаза с длинными ресницами: а у братца есть вкус, подумалось Маше. Но в следующее мгновение разум ее утонул в лучах красного света. И она уже не чувствовала себя.
— Ты девственница? — вдруг спросила женщина.
— Да, — Маша чувствовала, что не может врать, хотя в глубине души подозревала, что правдивый ответ на этот вопрос может стоить чьей-то жизни.
— Садись в мою повозку и засыпай. Не бойся. Я не причиню тебе вреда?
Завороженная девушка кивнула и, выйдя со двора, покорно уселась в стоявшую там повозку. Вскоре подоспела и колдунья. Поставив рядом с девушкой небольшой сосуд, она вытащила бритву, взяла пленницу за левую руку и провела острым лезвием поперек ладони.
— Больно! — взвизгнула Маша.
Ее разум начал проясняться, но, встретившись со спокойным взглядом колдуньи, она закрыла глаза и повалилась на тряпки, разбросанные в повозке.
— Спи, дорогая! Больше я тебя не потревожу. Твой брат скоро придет за тобой, и я уничтожу его… твоей же кровью!
Женщина закупорила сосуд, куда выдавила кровь из ладони пленницы.
— Почтенная, вы великолепны, — похвалил ее запряженный в телегу осел.
— Ждать осталось недолго! Завтра ночью я добуду охранный талисман Тутанхамона и, наконец-то, мы добьемся своего. Поехали скорее!
— Да, почтенная!
Осел сверкнул рубиновыми глазами и медленно поплелся по ночным улицам Уасета, осторожно ступая, чтоб не наделать много шума и не разбудить случайных свидетелей.
Проницательная и непобедимая, женщина сделала той ночью одну маленькую ошибку. Отъезжая от дома на улице Энгельса, двойница Иры не обернулась на тихий скрип двери, что доносился от дома, где она схватила Машу.
Неб, закрыв рот рукой, в ужасе смотрел на удаляющуюся повозку. Надо было срочно что-то делать.
— Солнце всем на планете одинаково светит: и царице, и простой проводнице, — напевала колдунья, когда осел семенил по улицам ночного города.
— Эй, почтенная, где вы Веерку-то Сердючку слышали?
— Меня тошнит от ваших кеметских мотивов, — кутаясь в черный плащ, прошипела душа Иры.
На улице становилось прохладно, и даже ее не чувствующее боли тело дрожало, когда свежий ночной ветерок пробирал ее до костей.
— Вот еще вертится… Восточные сказки, зачем ты мне строишь глазки, манишь, дурманишь, зовешь пойти с тобой…
— А это уже про вас, почтенная, — зубоскалил ее провожатый в ослином теле. — Скольких вы одурманили а… А скольких еще одурманим…
Женщина погладила голову лежавшей рядом с ней добычи. Несчастная девушка, поддалась на уговоры брата и впуталась в историю, в которой ей и делать-то нечего. А молоденькая она, эта хеттская женщина: ее золотистые волосики до плеч мягкие словно заморский шелк, и глазюшки как ягодки, живые, радостные. Ей бы да хорошего жениха, была бы славной хозяйкой. Так нет же, связалась с этим соглядатаем паршивым. Двойнице Ирины как-то стало жаль губить эту невинную девичью жизнь.
— Ты еще любить могла бы, но все кончено, малышка.
— Почтенная, бросьте сожаление, — фыркнул осел, прибавляя ходу, — к шакалам ее, какие разговоры? Убьем Дуракова, а сестру потом хищникам скормим.
— Щаз, еще сто раз… — прошипела Ирина. — Я сто пятую нарушать не собираюсь!
Выгнанная из тела крылатая Ба сидела на плече у проводницы и недовольно бормотала, что свода российских законов еще и в помине нет, и она во что бы то ни стало постарается, чтобы пресловутую сто пятую, которой прикрывается гостья из будущего, вообще, не включали в этот свод. Будет сто четвертая и сто шестая. И достаточно.
Скупая слеза протекла по безжизненной щеке похитительницы, когда она с горечью смотрела на пленницу. А осел не сбавлял хода, он бежал к северным воротам. Два часа пути, и они у гробницы.
— Мало того, что она мое тело заставила рыться в помойке… — возмущалась Ба. — Так теперь еще и убивать не дает!
А догадливости Ирины можно было позавидовать. Этим вечером она и предложила душе мертвой царевны не лезть во дворец за драгоценностями, а поискать личные вещи фараона в куче мусора, что каждый день слуги выбрасывали на заднем дворе. Там нашлось много пищевых отходов: всяческие пленки от мяса, косточки, огрызки и шкурки. Куда больше внимания привлекли ищущую черепки от разбитых кувшинов и чаш. Но когда Ира двумя пальцами из всей этой кучи извлекла склизкий предмет, который никак не мог наличествовать в древности, Ба поинтересовалась: 'Что за сопля? 'Ваня, изменник! — процедила тогда сквозь зубы Ира. Крылатая ради такого случая покинула тело и с любопытством смотрела со стороны, какими нелестными эпитетами наградила программиста его возлюбленная. В итоге проводница выдала долгожданную фразу: 'Убью гада! Торжествуя, Ба вернулась в свое тело и помогла проводнице завернуть в широкий лист подорожника найденную вещицу.
— Результативно ж покопались, — довольствовалась Ира. — Я и не ожидала, что найду там
