— Кто?
Секундное остолбенение — и Оби-Ван стал хохотать. Взахлёб, истерически. Хохот рвался из груди, мешая словам, и только через минуту сквозь смех выдавилось слово:
— Йода…
Как будто прорвало лёд.
— Это… замечательное здание посреди Корусканта — Храм! Этот мальчишка, сильный, дурак, привязчивый, идиот, сволочь! Я! Я не умею не привязываться! Я не умею так жить! Я мог всё понимать про Куай-Гона — но какого чёрта, после третьего месяца мне уже было всё равно, это был мой старший, мой учитель! Мне могли сбагрить этого мальчишку, а потом инструктировать, как пня — что мне с ним делать и как его ломать! Этот мальчишка мог меня презирать и ненавидеть — но что за жизнь такая собачья, что я вечно привязываюсь к вам, грёбаным харизматикам, которые плюют на меня, и ради которых я убиваю, и ради которых я… Вашему ситху рогатому не повезло. Я был худшим бойцом, но меня захлестнуло. Человек умирал, а я хотел убивать. Человек умирал, он не вспомнил обо мне, только о мальчишке. Холодные, светлые глаза, а мальчишка оказался живой, я его сначала ненавидел, а потом понял, что этого мне и было нужно. Не ломал я его, не ломал, лгал я им, а твой учитель, мой ученик меня презирал и в грош не ставил. Я многое делал, как хотел от меня Храм, но не до конца, я его прикрывал, я никогда… Я любил его как брата, у меня не было брата, братишка — тоже мне, оставили ребёнка на меня я сам был дурак, только одно не вытравили — привязаться… А потом мальчишка ушёл к ситху, перерезал Храм, и хрен с ним, с Храмом, я, что, не видел его глаз на арене — когда он убивал, когда его мать убили? А у меня не было матери, не было отца, только учитель с холодным светлым взглядом, которого я любил, а мне надо было убить мальчишку… А я не убил. Я не хотел его убивать. Я хотел сам умереть. А мне этого не дали. Сила… Великая… бессмертная… ненавижу…
Что ты смотришь?! Нравится истерика?
— Да.
Тишина.
— Я думаю, — сказала Рина, — что Йоде нужен был мёртвый ученик Сидиуса. Я думаю, что он бы добил. Я думаю, что оставить гореть — это поступок слабого человека, потому что сильный либо не станет сражаться, либо добьёт до конца. Я думаю, что сильный человек стал бы слушать себя, а не Йоду, и не стал бы вести бой, в котором не хотел убивать. Я думаю, что ты придумал себе множество оправданий, а потом отмёл их все. Я думаю, что, когда он загорелся, ты чуть не сошёл с ума. Я думаю, что тебе надо было протянуть руку и вытащить его с песка, по крайней мере, выжил бы обрубок. Я думаю, что, если бы ты это сделал, он бы попытался тебя убить. Я думаю, что ты понял, что выхода нет, и ты оказался между двумя огнями. Я думаю, что ты оставил его гореть, потому что перестал соображать, что происходит. Я думаю, что лекция на тему, что ты должен убить ситха — это истерика человека, а не проповедь джедая. Я думаю, что ты спас ему жизнь. Я думаю, что Йода был очень недоволен.
— Заткнись.
— Я уже всё сказала.
Молчание.
— Ты предлагала мне чаю?
— Угу.
— Давай.
…
— Докажи, что я — не оружие в руках ситхов.
— Нет ситхов. Есть я и ты. Если на меня нападут со спины — ты защитишь мне спину?
— Ненавижу, — усмехнулся Оби-Ван. — У джедаев нет привязанностей, у ситхов нет любви…
— На самом деле — всё есть. Только осмелься. И плати за то, на что осмелился. Но мы не влюбчивые твари. Я не люблю никого.
— И мастера?
— Его сложно любить, он в доспехах.
Он молча отпил чай.
— Кто такие существа в Великой Силе?
Он подавился чаем.
— Тебе это зачем?
— Я их убью.
Поединок
Улыбчивые точки в тёмных глазах. Небрежный поворот головы:
— Я же убийца, ты помнишь?
Она отвернулась, размешивая чай. Он видел её затылок, шею с отчётливо выступающими позвонками, несколько волосинок, выбившихся из туго стянутого хвоста. Хищница. Опасна.
Это качание между и между. Как он устал.
— Ты хочешь убить бессмертную Силу? — спросил он иронично.
— Пока это не входит в мои планы, — ответила та. — Я говорю о существах.
— В мире Великой Силы мало живых существ. В основном происходит растворение в общей энергетике Силы. Я продержался так долго, поскольку освоил особую технику и был связан с Люком… я ведь не видел там никого. Только ощущал определённую волю… к действию.
Он почувствовал, как она улыбнулась. По-прежнему сидя к нему затылком.
— Как можно убить бессмертную волю? — спросил он.
— Хорошо. Не убить. Уничтожить.
— Как? Не вижу смысла.
— Они наши враги.
— Она?
— Они. Существа в Силе.
— Мы говорили о воле.
— Я говорила о существах.
— Ты знаешь больше, чем я.
— Они враги.
— И слишком воздействуют на вашу жизнь, — не удержался он от насмешки.
— Они воздействуют — на свою, — ответила Рина. Выпила глоток. Встала.
— Ты куда?
— Надо, — сказала она. — Пойду, атлас проверю.
— Какой? — удивился он.
— Звёздный. А ты подумай. О том. Какие они.
Она вышла, прежде чем он успел открыть рот. Ладно. Пусть уходит. Возможно, заподозрила что-то… впрочем… эмоциональная нестабильность — оправдание любого ляпа.
Он прислушался к тому, что творилось там, куда она ушла.
Тишина.
Вот только семьи мне и не хватало. И наёмничества. И бродяжьей вольной жизни. Особенно в свете пылкой дружбы, которую продолжает ко мне испытывать один знакомый ситх.
Экий романтический бред. Бессмысленные слова. Хотя, может — не бред. Сдача. Отказ от долга и труда. Отказ от себя. Живущего ради долга. Отказ от нынешнего себя. От того, кто будет опасным противником. Но может стать бесценным союзником. Игра на перетягивание — вечная игра. Как