Гостиница

И он вникал в плоть птиц, зверей, растений
И каждым вдохом к жизни возвращал
Бессмертных душ трепещущие тени —

И в этом смысл свой вечный обретал,
Что полнит смыслом каждое мгновенье.
И ни о чем нездешнем не мечтал,

Как всякий, кто достиг Заветной Цели
И этим Путь свой Вечный исчерпал —
Обрел Покой в своем Вселенском Деле.

Такой покой не означает смерть,
А дарит жизнь на творческом пределе…
Но, может быть, творцу предела нет,

Когда познал он истинность таланта
И максимальный излучает Свет,
Вполне довольный ношею Атланта?…

Встреча четвертая

Над миром в себя погруженным, как в песню поющий,
Ветер свободный летел, связуя земные просторы с небесною сферой,
Творя свой порядок в безбрежьи морском и на суше,

Весь мир поверяя своею срединною мерой…
Лесу, таящему шелест, махом легко расчесал непокорные кудри
И птицам летящим небесные тайны доверил.

С него начиналось обычное светлое утро…
Ветер заметил тумана ночного лохмотья над просветленной рекою,
Как слов паутину над истиной вечной и мудрой,
Порывом смахнул их в чащобу прозрачной рукою,
Замер, восторгом исполнившись, над красотою, тихо текущей по миру,
И вихрем промчался над гладью зеркальной, ликуя
От близости к вечности, столь беззащитной и милой,
Видя ее от истоков земных-родниковых до устья — до Океана,
Помня и зная, не узнавая, милю за милей…
«Как странно — всегда неизменна и непостоянна!..» —
Думал он, дуя, свистя, шелестя, затихая и зачарованно вея,
Телом своим неуемным касаясь Богини случайно,
И опасаясь покой потревожить, и благоговея.
Рябью зеркальная гладь отвечала, словно по коже мурашки бежали,
И ускоряла теченье, смущения скрыть не умея.
А Ветер над нею метался из нежности в жалость,
Страстно себе удивляясь, как жил с ней бок о бок, из мира не выделяя?!
Дробясь в ипостасях, духовную зоркость сужаешь…
Река убегала, то в скалы биясь, то петляя,
Словно не знала, что тщетно от ветра бежать… Иль, может, его завлекала,
Вся вдаль устремившись, но, странно, — не удаляясь?..
И струи вскипели, и брызги взлетели на скалы,
Влажным дыханием Ветра порыв остужая… Он подхватил эти брызги
И к солнцу вознес их, в нежнейших ладонях лаская.
И в эти мгновенья казавшись пронзительно близкой,
Она испарялась… Он выл, от внезапной потери своей леденея.
А новые брызги сверкали на солнце, как искры…
Игра становилась стремительней, жестче, страстнее.
Ветер с Рекою сшибались упруго телами, гулко летя по ущелью,
И песни горланило эхо, от криков их страстных пьянея.
А скачущий лесом Олень выворачивал шею
В жажде его призывающий голос услышать, но не было смысла в их шуме
Для чуждого слуха… Он был для двоих лишь волшебен.
И чувствовал Ветер: отнюдь не равнялось их сумме
То, что неслось по ущелью, подобному жерлу, под собственный радостный грохот,
Но было подобно их вместе додуманной думе,
Что прежде бы вызвала лишь недоверчивый хохот.
В ней гибкие струи в полете смешались с порывами буйного ветра —
И страшно, и тесно… но порознь было бы плохо…

. .

Исчезли, как сон, вопросы,
И разум не ищет ответов.
Свято капельная россыпь
Пронизана музыкой света!
И близится цель всех странствий,
Мгновенья сгущаются плотно!
И то, что звалось пространством,
В полете становится плотью!..
О, этот глубинный рокот!
И стон, и разбойный посвист!..
Где грань меж Судьбой и Роком
Быть может, рассудим позже…
А ныне — полет и скорость!