И, может быть, спасет, но при условьи, Что в мире есть желание спастись, Иначе благо обернется кровью… Но если Дичь имеет, где пастись, А Хищник день за днем насыщен Дичью, Не стоит покидать мессиям высь — Слепое мессианство неприлично… Он был везде… Поскольку вездесущ… Хотя такое свойство непривычно, Он им овладевал, вникая в суть Всех странных форм своих контактов с миром: Дыханья, ветра, шороха в лесу, Сушильщика, когда в природе сыро, Дарителя дождя, когда в ней сушь, Борея грозного и нежного Зефира. Он песней наполнял лесную глушь, Играючи травой, листвой, ветвями… Но не было в глуши заблудших душ, Которых он спасать привык словами… И все же обладал душою Лес — Он чувствовал ее существованье В очаровании лесных чудес. Им несть числа, но мир был многолик И ждал вниманья с недр до небес, Где бился в тишине беззвучный крик, Когда вселенский холод погружал В плоть атмосферы ядовитый клык И кожу с мясом до костей сдирал, Точнее — до вершин громадных гор… Но ничего об этом мир не знал. Тот мир, над кем он жизнь свою простер, Тот самый — треугольный, неказистый… Был безмятежен жизненный простор Для тех, кто оказался в мире, чистом От тех проблем, что мучали в другом, Который не был до конца прочитан, Оставленный в цейтноте на потом… Кто может знать, когда «потом» наступит, И не предстанет ли кошмарным сном?.. Нам нравится хранить родные трупы, Но этим их, увы, не воскресить, Хотя и расставаться с ними трудно… Но в новом мире — новые часы, Вокруг своей оси мировращенье, Вокруг той самой мировой оси, Которой ведом тайный смысл крушенья… И все ж, коль был намеренным раздел Безумно это страшное решенье… Здесь было у Поэта столько дел, Что он забыл, как прежде был поэтом, Но оставался им, когда хотел, Чтоб мир красив был, как венок сонетов. И он, как мог, расцвечивал его То радугой, то утренним рассветом, То, просто, бесконечной синевой, То над рекою бреющим туманом, То ливнем свежевымытой листвой… Свой мир творил он честно, неустанно, Поспешностью и ленью не греша, Но чувствовал себя светло и странно, Когда им этот мир живой дышал,