Ханис отвернул лицо и открыл глаза.
Эртхиа подошел ближе.
— Кто ты? — выговорил Ханис, когда Акамие откинул косы за спину и ласково улыбнулся узнику.
Акамие растерянно приподнял брови. Тогда Ханис облизал потрескавшиеся губы и сказал на языке хайярдов:
— Ты — та девушка-воин, которую я видел среди завоевателей в моем дворце.
— Я не девушка! — отшатнулся Акамие.
Эртхиа положил руку ему на плечо и угрюмо пояснил:
— Это Акамие, мой брат. А я — Эртхиа, младший сын царя.
— И тебя я видел, — снова удивился Ханис. — Вы сидели рядом и были там единственными людьми среди… них.
Эртхиа нахмурился, Акамие виновато опустил глаза.
— Можем ли мы чем-нибудь помочь тебе?
Ханис скептически ухмыльнулся.
— Может быть, но едва ли вы это сделаете.
— Что, говори?.. — пылко воскликнул Эртхиа. — Ты доказал свою отвагу, одолев дюжину воинов и не побоявшись разговаривать с победителем, вольным решить твою судьбу, как равный с равным. Для такого человека, даже если он мой враг, я готов сделать все, что в моих силах! Таким врагом дорожить надо, как другом.
— Дай-ка мне нож, — попросил Ханис.
Эртхиа с готовностью потянул из ножен кинжал. Акамие быстрым движением остановил его руку.
— Он убьет себя!
Эртхиа сглотнул.
— Это правда? — строго спросил он у Ханиса.
Ханис улыбнулся разочарованно и устало. Эртхиа набрал в грудь побольше воздуха, готовый объяснить этому несчастному, сколь преступна человеческая слабость, подсказывающая уклонятся от исполнения Судьбы… но увидел, что Акамие качает головой, прижав пальцы ко рту, и шумно выдохнул.
Ханис лежал с закрытыми глазами, до подбородка натянув кошму и всем видом давая понять, что незваные посетители более не представляют для него интереса.
Акамие наклонился к нему и тихим голосом задал вопрос.
— Ты был царем и богом в своей стране?
— Я царь и бог, — поправил его Ханис.
— Да, — согласился Акамие. — Да. Почему же ты хочешь умереть?
— Царю и богу не пристало жить в неволе. Умерев, я соединюсь со своими в золотом сиянии Солнца.
— Но ты бог? Единственный бог своего народа — это так?
— Так. Единственный.
— Как же ты оставишь свой народ в такое время, бог? — недоумение змейкой юркнуло из начала в конец вопроса и замерло между бровей Акамие.
И Ханис удивленно открыл глаза. Некоторое время он молчал, нахмурившись, а потом обратился к солнечному лучу:
— А ты что скажешь?
Ахана заглянула в глаза. Ее взгляд согревал и ласкал, но она молчала.
— Это закон. Сыны Солнца не живут в плену. Я должен умереть.
Правда, в голосе Ханиса было теперь больше раздумья, чем уверенности.
— Но если ты — единственный… — подсказал Акамие.
— Если я — единственный, кому я поручу мой народ?
Ханис приподнялся на локте и с живостью спросил:
— Ты считаешь, что мой долг — остаться здесь?
— Ты сам это знаешь, — опустил глаза Акамие.
— Значит, до сих пор я думал только о себе? — ужаснулся Ханис.
— Это прошло.
Акамие поднялся и отошел к выходу. Приподняв покрывало, он вынул узелок, который принес с собой.
— Ты давно не ел, — сказал он Ханису, и тот не возразил. — Это поможет тебе восстановить силы.
Акамие развязал платок. В нем оказались два плотно закрытых сосуда и горсть сушеных фруктов.
Эртхиа наклонился к его плечу.
— Как ты обо всем догадался?
— У меня очень много времени, чтобы думать, — печально заметил Акамие. — Только боги, лишенные человеческих слабостей, могут, обладая могуществом, отказаться от удобств и роскоши. Что им золото и камни, мягкое ложе и горячая вода? Они дети Солнца, в них самих горит огонь, согревающий их и озаряющий их жизнь. Они намного сильнее и выносливее любого человека, не боятся холода, не зависят от тепла. Все это мы видели в Аттане. Да, Эртхиа?
Ханис пристально всмотрелся в лицо Акамие.
— Кто ты?
Акамие протестующе поднял руку.
— Почему же, если они так могущественны, мы победили их? — усомнился Эртхиа.
Акамие улыбнулся.
— Повелитель — такой же человек, как его подданные, только волей Судьбы поставленный над ними. Он вел войско, состоящее из равных ему и свободных, из людей, покорных только Судьбе — и ему, поскольку так хочет Судьба. У подданных богов Аттана — глаза рабов, поверь мне, Эртхиа. Я хорошо знаю такие глаза, потому что часто их видел. Намного чаще, чем глаза свободных. И потому что я сам — невольник.
— Я хотел бы еще поговорить с тобой, — попросил Ханис.
— И я — с тобой, — кивнул Акамие. — Мы еще придем, правда, Эртхиа?
— Я велю стражникам убрать здесь, — пообещал Эртхиа. — И пришлю тебе хорошей еды.
Уже на нижних ступенях Эртхиа, хмурясь, спросил:
— Ты действительно веришь в то, что он — бог?
— Какая разница? — удивился Акамие. — Достаточно того, что он сам в это верит.
И недолгое время спустя братья снова навестили Ханиса. В темнице, по приказу Эртхиа, вымыли и вычистили все, что можно, и узнику дали вымыться.
Окрепший и повеселевший — Эртхиа посылал ему сначала, по совету Акамие, миндальное молоко, сушеные фрукты, густой черный чай с мятой и анисом, а потом и более плотную и сытную пищу — Ханис сидел на кошме, как и его гости, подтянув под себя ноги, а на плече его примостилось солнечное полукружие, цепляясь за светло-рыжие кудри, перебирая их, когда Ханис качал головой.
Они говорили и говорили, вопросы обгоняли друг друга — не успел ответить на один, как он обернулся двумя совсем разными, а ответы увели тебя так далеко, что начинай сначала и не забудь ни о том, ни о сем…
Только Ханис больше не спрашивал Акамие, кто он.
Иногда Ханис касался пальцами плеча, как бы проверяя, на месте ли солнечный лоскуток, и свет накрывал пальцы, лаская теплом.
Но в третье посещение все изменилось.
Ханис сидел теперь в темном углу, виноватыми глазами глядя в наклонное течение луча.
— Твои доводы ложны! — упрекнул он Акамие. — Что я, узник, могу сделать для моего народа?
— Я думаю о том, как помочь тебе! — вступился за брата Эртхиа. — Бежать отсюда нелегко, но возможно.
