Царь дождался, когда Лакхаараа выйдет на середину зала, и там остановил его властным движением руки. Лакхаараа, не преклонив колен, расправил могучие плечи, откинул голову и обратил на отца дерзкий взгляд.
Царь, словно не заметив вызова, неспешноизучал наследника с ног до головы. Задержал взгляд на гордом лице, позволил улыбке проступить на губах. Повернув голову вправо, негромко позвал:
— Поди сюда, Акамие.
Лакхаараа непроизвольно вздрогнул и расширил изумленные глаза, когда из-за шеренги стражей показалась высокая фигура, чьей пленительной гибкости не мог скрыть укутавший ее белоснежный плащ, подбитый пышным мехом. Узкая кисть руки поддерживала высокий ворот, скрывавший нижнюю часть лица. С виноватой нежностью и ободрением смотрели на Лакхаараа длинные виноградово-синие глаза из под высоких круто изогнутых бровей, а между ними на бледной коже краснела полоска шрама, доходившего почти до корней волос, зачесанных назад и удерживаемых повязкой из белого шелка, щедро усыпанной жемчугом.
Добрую минуту царь наблюдал, как Лакхаараа силится выровнять дыхание и придать лицу выражение невозмутимого высокомерия. Акамие же, пройдя перед стражами к трону, сел у ног царя на низкую скамеечку и плотнее закутался в плащ.
Царь наклонился к нему и сказал, сумрачно взглянув на наследника:
— Прочти еще раз это место.
Акамие послушно высвободил из-под плаща вторую руку, в которой оказался небольшой свиток с выписками, развернул его и, облизнув губы, прочел:
— Здесь сказано так: «Корабль движется по волнам усилиями гребцов, в чьих руках весла, и матросов, которые поднимают и опускают паруса, но пересекает он морскую пучину лишь благодаря искусному кормчему, в одиночестве правящему рулем». И далее сказавший добавляет: «Если на судне слишком много корабельщиков, оно подвергается опасности и может утонуть».
Царь кивком головы выразил свое одобрение прочитанному и устремил на Лакхаараа весьма выразительный взгляд.
— Что-то много корабельщиков завелось в нашем благословенном Хайре. Один стал вождем у пастухов, живущих в шалашах и пахнущих дымом и навозом. Другой вздумал грозить отцу его собственным войском. О Лакхаараа, каких глупцов нарожала мне твоя мать!
Царь издевательски-беззлобно усмехнулся, как бы приглашая наследника разделить его веселое недоумение по этому поводу. Но Лакхаараа насупился, ответил угрюмым взглядом: казнишь — так казни, к чему эти затеи?
— Сколько у меня сыновей, а наследником и заменой мне видел я только тебя, Лакхаараа, — с горечью произнес царь. — Ты — лучший. Если казню тебя сегодня — а я мечтал об этом долго, поверь мне, Лакхаараа, — кому завтра оставлю Хайр?
Под требовательным, строгим взглядом Лакхаараа опустил глаза, еще сильнее сжал темные губы.
— Нет у меня тебе замены. Разве Эртхиа-ослушник, да он молод, и ветер степной закружил ему голову. А солнце напекло. Но об этом разговор особый. Эртхаана… Не хотел бы я, чтобы Хайр стал царством Эртхааны. Шаутара? Он справится, конечно. Умен, решителен, доблестный воин. Но не царь.
И воскликнул с гневной досадой:
— Царя я вырастил — одного! Тебя, Лакхаараа. Вот только родился ты у меня слишком рано и вырос слишком быстро. И хочешь власти и царства, потому что созрел для царства. А созревший плод или употребляют… или он гниет.
Царь пристально, не отрываясь смотрел на сына. Лакхаараа сохранял гордую неподвижность лица, казалось, только благодаря тому, что брови были сведены тесно одна к другой, а рот каменно сжат. А в опущенных глазах еще несмело, но неудержимо разгоралось понимание — и губы белели, стиснутые зубами, и белели, изгибаясь, крылья носа.
Царь же, снова наклонившись к Акамие, приказал:
— Прочти еще то, про царя…
Акамие нашел нужное место.
— Сказал сказавший: «Даже лучший из правителей подобен орлу в высоком гнезде, окруженном нечистотами».
Царь рассмеялся.
— Радуйся и ликуй, Лакхаараа, завтра ты сядешь в это гнездо.
Лакхаараа удивленно, почти жалобно посмотрел на отца. И тут же лицо его вспыхнуло радостью: он понял и поверил. И тогда стремительно подбежал к отцу, упал на колени и, схватив, прижал к сухим и жестким губам покрытые перстнями пальцы. Царь позволил ему это, потом несильно оттолкнул.
— Как ты стал почтителен…
Но Лакхаараа поднял на него полные такой искренней любви и великого восхищения глаза, что царь ответил ему короткой ободряющей улыбкой.
— Умей обуздывать страсти, когда это нужно для царства. Ты ведь не из-за короны потерял терпение и рассудок?
Лакхаараа опустил глаза, глухо пробормотал:
— Зачем ты выпустил его с ночной половины, открыл его лицо? И шрам его красоте не в ущерб. Яд он, отрава, опаляющая сердце и ослепляющая разум.
— А ты не смотри на него так, — сурово отрезал царь. — Он человек свободный, царевич и твой брат. Или ты не знаешь, что между свободными мужчинами это карается побиванием камнями до смерти или костром?
Лакхаараа посмотрел с мрачным сомнением:
— И ты отказался от него?
— Даже став царем, осмелишься ли спросить об этом отца? — невозмутимо ответил царь.
Лакхаараа прикусил губу.
Акамие спрятал лицо в воротник, слушая их разговор. Царь сказал, положив руку ему на голову:
— Этот твой брат, Лакхаараа, спас в Хайре мир и законного царя. Я подарил ему дворец к востоку от Аз-Захры, ты знаешь его, Варин-Гидах. Там он будет жить. Ты же станешь жить здесь, в царском дворце. Я перееду в Ду-Валк. Мешать тебе не буду. Правь как знаешь. Кормчий на корабле должен быть один. Но в совете не откажу, если спросишь. Только одно дело я решил за тебя: Аттан.
Лакхаараа с тревогой взглянул на отца.
— Ты смог за месяц разбить повстанцев? Ты казнил Эртхиа?
Царь снял руку с головы Акамие, вздохнул.
— Казнишь вас, когда у вас такой заступник. Он и за тебя просил, знаешь, Лакхаараа? А Эртхиа… Он породнился с аттанским царем, создал войско из пастушьей орды… Он завоевал свое царство. Я передам Аттан под его руку. Помни: Аттан нам не удержать. Кроме Эртхиа, там есть еще Ханис, именующий себя царем и богом и женатый на твоей сестре. И Ахана, жена Эртхиа, как говорят воскресшая или вернувшаяся с солнца. И Девять племен, ставшие девятью войсками. Думай сам, Лакхаараа, что выгоднее Хайру: война, которую мы можем проиграть, или мир с соседним царем, твоим братом. А еще скажу тебе, и ты запомни: стоит иногда спросить совета у Акамие. Он знает третью сторону любой монеты, видит след змеи на камне и луну в новолуние. И когда устроишь пир, Лакхаараа, не забудь позвать всех своих братьев. Завтра, когда станешь царем.
Лакхаараа крутнул головой, подавляя запоздалую дрожь между лопаток.
— Так это правда? Завтра я… стану царем?
Акамие легко улыбнулся ему мимолетной, текучей улыбкой, высвободив подбородок из воротника.
Царь нахмурился, потемнел лицом и ответил, глядя мимо наследника:
— Завтра.
