на ямы с мусором и навозные кучи и не уничтожили мушиные яйца и личинки.
– Сдается мне, – хитро подмигнула старушка, – этот красный шаман не только на народное хозяйство работал. Финансировала его, похоже, РККА, разрабатывавшая в те горячие времена новое биологическое оружие.
Карл, понурив головогрудь, внимательно слушал свою хозяйку. Единственная реплика, поданная им во время ее рассказа, была чисто математической.
– Биллион, это тысяча миллиардов, – задумчиво произнес он. – Значит, всех его мух хватило бы, чтобы сорок четыре раза протянуть мушиную ниточку от Земли до Луны? Это же обалдеть сколько!
– Еще одна история, связанная с именем Шамбордая, случилась перед самой войной с фашистами, – продолжила свое информационное сообщение бабка, предварительно смочив горло новой рюмкой напитка. – В печатном виде подробно об этом не говорилось, единственная небольшая заметка была опубликована в «Красной звезде» в марте сорок первого года…
Далее Калерия Карловна рассказала следующее.
На маленьком полустанке под Боготолом при посадке в поезд, следовавший в Красноярск из Лесосибирска, бригадой рабочих-путейцев был задержан некто по фамилии Харахордин, оказавшийся крупным шпионом, выполнявшим задание иностранной фашистской разведки. После того как шпиона доставили под охраной в Краевое Управление НКВД, на теле у него под обильным слоем растительности были обнаружены секретные записи, носящие оборонный характер. Шпион сознался, что в поезд садился для того, чтобы встретиться с резидентом, который должен был его в вагоне побрить и скопировать оборонные сведения с целью передачи их заграничным хозяевам. Таково было официальное газетное сообщение, поступившее из Западно-Сибирского военного округа за подписью корреспондента «Красной звезды» старшего лейтенанта Сапего.
– На самом деле, – уверенно заявила старушка, – никаким шпионом пойманный Харахордин не был. И в поезд он садился не для встречи с высосанным из пальца, мифическим резидентом. Это мне известно доподлинно из источника, которому можно верить. И обильный слой растительности на теле задержанного не имел ничего общего с обычным волосяным покровом. Это была самая настоящая паутина, выделяемая специальными железами. В поезде же его действительно ждали. И ждал Харахордина не кто иной как Лапшицкий. Ждал, да не дождался. Вставила Шамбордаю палку в колеса развернувшаяся тогда по стране кампания по повышению среди населения бдительности. Откуда взялся этот Харахордин, неясно. Что с ним стало потом, неведомо. Были на нем письмена или это лишь плод фантазии красноярских энкэвэдэшных следователей, выполнявших спущенный сверху план по поимке шпионов и диверсантов, тоже остается загадкой. Но очень уж тот довоенный случай напоминает нынешний. Я про Вепсаревича с его паутиной. И опять же – там и здесь Шамбордай.
Калерия Карловна перевернула вверх дном графин, но оттуда не вытекло ни полграмма. Оказывается, пока она говорила, рука ее то и дело тянулась к рюмке, которую перед тем сама же своевременно наполняла. Она поставила опустевший графин на стол, встала и подошла к буфету. Когда она вернулась к столу, в руке у нее было розовощекое яблоко. Калерия поднесла яблоко почти вплотную к паучьей морде.
– Кто первый прочитает скрытые под паутиной слова, тот и станет управлять миром. – В глазах ее заиграл огонь. – Надеюсь, ты понимаешь, что это значит? Это значит – людишкам скоро придет конец. – Закатив глаза от восторга, она тыкала в арахнида яблоком. – Мы покроем мир паутиной, и он вновь будет принадлежать паукам. И я… то есть мы с тобой в этом новом паучьем мире станем главными… станем единственными… станем теми, кто… В общем, сам понимаешь, кем мы с тобой тогда станем. – Калерия вдруг сделалась строгой. Эйфория ее ушла, сменившись будничным, деловым настроем. – Завтра мать Вепсаревича пойдет в больницу навещать сына. Я с ней передам это яблоко, ну, вроде бы как гостинец. Здесь на черенке дырочка, внутри черенок пустой. Ты в него завтра спрячешься и в яблоке проникнешь в палату. А там уже сам прикидывай, судя по обстановке. Ты же у меня умница, Карлуш
– Предлагаю назвать операцию «Троянский конь», – важно сказал представитель несгибаемого племени арахнидов, будущий его повелитель.
– Называй, как хочешь, для меня главное – результат. И нельзя, чтобы нас в этом деле опередили.
Глава 5
Кто не дружит с кипяченой водой
Ванечка, Иван Васильевич Вепсаревич, уже третью неделю мучался в ИНЕБОЛе, что в переводе на нормальный язык означало: Институт Неопознанных медициной Болезней. Мучался он вдвойне – во- первых, от неизвестности, а во-вторых, от назойливых визитов врачей, слетавшихся на его болезнь, как осы на малиновое варенье. Вот и сейчас, услышав шарканье и шум в коридоре, он заранее приготовился к унижениям. Дверь открылась, запахло спиртом. На пороге стоял главврач; из-за толстой его спины выглядывали чьи-то очёчки.
– Вы, Вепсаревич, лежите, вы у нас уникум, раритет, лично я бы к вам и скальпелем не притронулся, в смысле вашей редкой болезни, даже если бы знал причину. – Главврач вплотную подошел к койке, запах спирта сделался гуще. – Его от нас Военно-Медицинская академия хотела переманить. – Главврач теперь обращался к своему невзрачному спутнику, человеку в очках и с усиками на высохшем, испитом лице. – Только им с нами тягаться слабо, у них руки чуточку покороче. – Главврач подмигнул Ивану Васильевичу и, низко наклонив голову, обдал его спиртовым настоем. – А что, уникум, как вы насчет этилового? Дерябнете с нами по полмизинца? Знакомьтесь, это Володька, мой, так сказать, коллега, он тоже по медицинской части. Можете звать его просто Вольдемар Павлович, он не обидится. Я чего его сюда притащил: вас живьем показать – для этого; он же, фома неверующий, не верит, что такое бывает. Думал, я лапшу ему на уши вешаю, он мне даже коньяк проспорил. Кстати, Вова, с тебя коньяк. Сам побежишь или я практикантам свистну? – Главврач радостно потер руки, распахнул на себе халат и извлек из кармана брюк плоскую пластмассовую бутылку.
Иван Васильевич судорожно сглотнул, он представил ядовитое жало в горле, вывернутый наизнанку желудок, вонючие грязно-желтые пятна, расползающиеся по постели. Повертел головой, отказываясь.
Но главврач уже отвинчивал пробку, опрокидывал бутылку в стакан, стоявший тут же, рядом, на тумбочке, а Володя, Вольдемар Павлович, разворачивал носовой платок со спекшимся бледно-желтым сыром.
– Давай, давай, Вепсаревич, главврач я здесь или кто? Сегодня можно, сегодня я разрешаю. – Как-то сразу он перешел на ты, навалился тяжелым боком на Ивана Васильевича и вложил ему стакан в руку. – Вот сдам тебя в июле в кунсткамеру, тогда уж точно – никакой выпивки. Будешь вместе с двухголовым теленком школьников пугать на каникулах. Так что – пей, пока разрешают. Пей и сырком закусывай. Про кунсткамеру – это такая шутка.
Иван Васильевич скрючился на койке стручком, зажмурился и скорым движением опрокинул в себя стакан. Ожидая ножевого удара, он напрягся, как осторожный боксер, полностью отключил дыхание и прислушался к своему организму. Организм молчал – наверно, хотел добавки.
– Иван… – Человек по имени Вольдемар мялся, не зная, как к Ванечке подступиться. – Вы… Вам… У вас… – Наконец он принял на грудь свою порцию огневой жидкости и выпалил на одном дыхании: – Бородавки мы в детстве ниточкой удаляли. Берешь ниточку, затягиваешь бородавку петлей – покрепче, покуда терпишь, – утром просыпаешься, а она отсохла.
– Молодец, Вова. Всегда знал, что ты плохого не посоветуешь. – Удобно устроившись на койке в ногах Ивана Васильевича, главврач выскребал из пегой своей бородёнки застрявшие крошки сыра и поштучно отправлял в рот. – Помнишь, как на четвертом курсе ты у трупа в морге письку отр
Вова распорядился, и опять горючая жидкость из стакана перетекла в желудок. Вторую порцию организм принял без колебаний. Не побрезговал и сырком.
– Да, Вепсаревич, – деловито сказал главврач, наполняя очередной стакан, – скоро жди пополнение. В смысле, сюда, в палату.
