Спикосрак капитана Немова

Дорога начинала петлять, и обстановка постепенно менялась. Давно исчезли трубы и кабели, зато все чаще в стенах темнели ниши со ступенями и металлическими дверьми. Что скрывалось за их тусклым металлом, было ведомо одним подземным богам.

Пару раз мы слышали не то чей-то свистящий шепот, не то крылья непонятных существ. Оба раза мы прибавляли шаг и ладонями прикрывали головы, чтобы сверху, из сгустков тени, шевелящихся во впадинах потолка, не вылезло какое-нибудь страшилище и щупальцем или хищным клювом не проверило бы наши черепушки на прочность.

Мы порядком подустали и нервничали, непривычные к таким приключениям, – особенно Шкипидаров. Поначалу он еле плелся, громко ойкал и шарахался в стороны; постоянно ему мерещились мертвецы, трубы он принимал за трупы, а кабели за ползучих змей. Потом он стал путаться под ногами и норовил забежать вперед; ему казалось, что в наши спины кто-то смотрит недобрым взглядом, гипнотизирует и наводит сон. Спать действительно хотелось, и сильно. Сказывались волнения дня и все эти чертовня и бред, свалившиеся на наши головы.

– Тихо! – сказал Щелчков, проходя мимо пятна на стене. Он схватил за воротник Шкипидарова и, чтобы тот молчал и не дергался, повертел возле его лица кулаком.

Мы затихли и прислушались к тишине. И скоро, сперва неясные, но постепенно делающиеся все четче, услышали из-за стены голоса.

Пятно оказалось нишей – неглубокой и со ступенями из металла. Ступени изгибались винтообразно и по кривой уходили вверх. Звуки доносились оттуда – с лестницы или площадки за ней. Голосов было, вроде, несколько, но о чем там, наверху, говорили, из туннеля было не разобрать. Кажется, там о чем-то спорили и, похоже, довольно бурно.

Я кивнул головой в проем. Щелчков сделал мне ответный кивок и приставил к губам палец: то есть будем подниматься, но тихо. Шкипидарова оставили возле ниши, посадили на ступеньку внизу и сказали, чтобы наблюдал за туннелем.

Лесенка заканчивалась площадкой. Узкая полоса света протянулась по бетонной стене. Свет был мутный, дымный, прокуренный; за неплотно закрытой дверью, откуда он проникал сюда, курили, говорили и спорили на удивление знакомыми голосами.

Главный голос, и самый громкий, принадлежал тому дылде с рынка, от которого мы убегали два раза и которого звали Ухарев. Несколько других голосов принадлежали хулигану Матросову и его дружкам- подпевалам.

Вот, что мы услышали из-за двери.

Ухарев.(Прокуренно и сердито.) Автобаза открывается в шесть. Сегодня ночью там дежурят только собака и Лёшка, ученик сторожа. Первым делом надо избавиться от собаки, вот вам огурец, он отравленный, поэтому не вздумайте его съесть. Бросите огурец собаке, она сожрет и через минуту сдохнет. Потом – Лёшка, его просто свяжите и заткните ему рот кляпом. Чтобы не поднял шухер. Можете его легонько побить, только чтобы не совсем насмерть – чай, все ж-таки не собака, а человек.

Матросов.(Нагло.) А если там будет этот, ну, как его, который там главный?

Ухарев.(С глумливым смешком.) Ёжиков-то? Дядя Коля? Да он спит, умаявшись после бани. Очухается не раньше как к послезавтра.

Начинающий хулиган Звягин.(Робко.) А ружье? Ружье-то у Лёшки есть?

Ухарев.(Выдыхая дым.) Есть-то есть, да что толку от такого ружья. Оно ж в жизни никогда не стреляло. Одно название только, а не ружье. Слушай дальше. (Прокуренно и сердито.) Когда закончите с собакой и Лёшкой, сапожным шилом проткнете колеса у всех машин. Кроме одной. (Нервно.) Повторяю, одну машину оставить целой, любую.

Громилин.(Азартно.) А может, лучше все машины поджечь? Дым красивый, когда резина горит, – черный такой, вонючий…

Ухарев.(Строго.) Я тебе дам – «поджечь»! Хочешь мне погубить все дело? Хочешь, чтобы пожарные приперлись на своих водовозах? Чтобы они шухер подняли на всю Коломну? (Закуривая.) Сказано, шилом – значит, шилом, и никакой самодеятельности. Встречаемся завтра, где – знаете: (шутливым голосом) за бочкой, где огурцы с примочкой. Там, на месте, и рассчитаемся.

Матросов.(Хитро.) С примочкой-то оно, конечно, с примочкой, только нам бы, дядя, для затравки хоть по рублю на нос. Верно, рёбя? (Смеясь.) Чтобы было на что шило купить.

Ухарев.(Выдыхая дым.) Больно жирное получится шило – по рублю-то на нос. Но деловой подход одобряю. (Серьезно.) По рублю, конечно, это уже перебор, а по полтинничку, так и быть, отстегну. Аванс, как на фабрике «Красный ноготь», там, где лак на маникюр делают. (Звенит мелочью.) Но если ровно до пяти не управитесь (угрожая), рассчет пойдет по другим расценкам. Как в центральном похоронном бюро.

Матросов.(Весело.) Спокойно, дядя, не бэ. Все сделаем в лучшем виде. Делов-то пачка – собаку огурцом потравить, дохлого пацана связать да шилом по шине торкнуть. С этим и пионер справится.

Ухарев.(Чиркнув спичкой.) Всё, расходимся. Ни пуха, ни пера.

Матросов, Громилин, Ватников, начинающий хулиган Звягин. (Одновременно.) К черту!

Обалдевшие от подобной наглости, мы стояли, уставившись друг на друга, и даже слова не могли вымолвить. Щелка света перед нами давно погасла, и где-то хлопнула, закрываясь, дверь. А мы стояли молча и думали о человеческих вредности и коварстве и об отдельных несознательных личностях, еще встречающихся среди советских людей.

Когда ж, интересно, успели спеться эти голубчики? Неужели тогда, на остановке у Покровского сада? И зачем понадобилось этому дылде Ухареву протыкать на машинах шины? Но сколько здесь ни стой и ни думай, делу это, пока стоишь и бездействуешь, не поможет.

Мы сбежали в темноте по ступенькам, по пути едва не сшибив Шкипидарова. Объяснили ему ситуацию и отправили обратно на автобазу, чтобы он предупредил Шашечкина. Шкипидаров поупрямился, поканючил, больно уж ему не хотелось возвращаться в темноте одному, но все же согласился, пошел.

Оставшись со Щелчковым вдвоем, мы, не мешкая ни секунды, продолжили нашу подземную экспедицию.

Глава двадцатая. Подводный корабль «Вера Павловна»

Пахло морем, мылом и почему-то машинным маслом. Мы стояли в сухом колодце, на неровном бетонном дне, и смотрели, как в высоте над нами робко светит одинокая лампочка. До нее было метра три, но ни скоб, ни удобных выступов на стенках колодца не было. Попали мы сюда ненароком, заплутавши в туннелях и тупиках. Вышли на тусклый свет, маячивший в темноте прохода, потом пролезли через каменную воронку и оказались в этом самом колодце, из которого теперь не знали как выбраться. Дело в том, что устье воронки располагалось на значительной высоте; мы, когда попали в колодец, сперва повисли на вытянутых руках и все никак не решались спрыгнуть; до дна было не то чтобы далеко – два метра, никак не больше, – но мы об этом сперва не знали. А потом, когда упали на дно, поняли, что угодили в ловушку. Мы, конечно, не собирались сдаваться и пытались отсюда выбраться, а способ выбраться был вроде единственный – встать один другому на плечи и вылезти через воронку обратно. Мы сделали четыре попытки, но на пятой неожиданно поняли, что смысла в наших попытках нет. То есть выбраться-то отсюда можно, но только кому-нибудь одному, другой останется в ловушке колодца – ему ведь некому будет подставить плечи. Да и тот, кто отсюда вылезет, вряд ли скоро найдет дорогу назад, не говоря уже о пути сюда, для спасения оставшегося товарища.

– Вот тебе и пришли на помощь, – возмущенно сказал Щелчков. – Нас бы кто-нибудь теперь спас! – Он