Брехт взглянул на нее, не отрываясь от своего занятия. Он аккуратно заправлял бумагу в факс, но, вероятно, воспринял ее вопрос как чисто риторический, а следовательно, не нуждающийся в ответе.
— Мне нужны коробки, — сказала Мэгги сама себе. — Такие, с крышками, чтобы можно было ставить одна на одну.
Брехт был поглощен своим делом.
— Вы отличный помощник, — бормотала Мэгги себе под нос, стягивая зубами колпачок с ручки. К ее удивлению, Брехт заговорил.
— Я обдумывал вашу просьбу, — сообщил он.
— Простите, но мне показалось, что вы решили меня не замечать до тех пор, пока я не совершу очередного преступления.
— В таком случае, быть может, вы предупредите меня заранее, чтобы нам обоим было удобнее.
Снизу Мэгги был виден только профиль телохранителя, но она не исключала, что он сейчас с трудом удерживается от улыбки.
— Такие шутки любит ваш босс, чувствуется его влияние.
— Наш босс, — поправил ее Бреэст.
— Вы понимаете, что мы с вами беседуем, Бреэст?
— Вы думаете?
— Возможно, стоит оповестить прессу. По-моему, вы впервые произнесли столько слов в моем присутствии., - Возможно, — не стая отрицать Брехт, — но раньше нам не о чем было разговаривать, — добавил он.
Мэгги посмотрела на него с сомнением.
— Это мнение хозяина или ваше собственное?
— Коробки, которые вам требуются, на чердаке.
— И вы доверяете мне настолько, что позволите мне самой сходить туда?
Брехт посмотрел на нее, как всегда, бесстрастно.
— Все серебро, какое есть в доме, находится внизу.
Мэгги с трудом удержалась, чтобы не спросить у него, столь же надежно спрятаны и скелеты.
Забираясь по лестнице на чердак, она думала о том, что у Брехта есть неоспоримое достоинство — она всегда знала, чего от него ожидать. Совестливый и всецело преданный Чэннингу — он, вероятно, рассматривал его как божество, полагая, что окружающие созданы для того, чтобы ему угождать.
Уже в который раз вспомнила Мэгги, как Твилар сказал, что эти два человека поменялись ролями, и в который раз терялась в догадках, не понимая, с чего начались странные отношения этих людей, и почему Брехт остался здесь навсегда. Завтра, возможно, она это узнает. Слава Богу, что у Твилара хватило ума не болтать долго по телефону. Учитывая способности Брехта и то, что Скайсет скрывает знание английского, можно было здорово влипнуть. «Только еще не хватало, — подумала Мэгги, — чтобы кто-то из них донес Чэннингу и он нарушил бы мои планы».
Вдруг она вспомнила то, что заставило ее вновь встревожиться. За обедом Твилар говорил с ней о Чэннинге в его отсутствие, однако, по меньшей мере, одна пара ушей вполне могла прислушаться к их диалогу — Лин-Мэ.
Мэгги ужасно разозлилась на себя за глупую доверчивость, которую проявила по отношению к красавице Лин-Мэ, увидев в ней потенциального друга. Если бы Чэннинг не явился в галерею в тот день… Она заставила себя не думать больше о том, что последовало за их случайной встречей.
Убедив себя хотя бы на время забыть о Лин-Мэ, Мэгги открыла дверь чердака и вошла.
Как и повсюду в доме, здесь тоже было всему отведено свое место, и порядок даже казался неестественным. Прибранный и выметенный, этот чердак был совсем не похож на те, куда ей доводилось залезать в детстве. Тут не было ни старых гнутых птичьих клеток, с небрежно наброшенными поверх кусками черной материи, ни сундуков с пыльным старьем, ни плюшевых безглазых зверей или старых книг и глиняной посуды.
Достаточно светлое благодаря трем окнам на потолке, помещение могло служить примером стремления Чэннинга быть аккуратным во всем. Даже ненужная мебель — ивовые плетеные кресла, столы из тикового дерева и викторианские диванчики не громоздились полуразобранные и покрытые паутиной в углу, а были расставлены так, что можно было устроиться тут с удобствами. Самое интересное, что паутины вообще нигде не было видно.
Несмотря на пасмурный день, зажигать электричество было не обязательно. Оглядевшись, Мэгги стала искать коробки там, где сказал Брехт. Она действительно быстро наткнулась на полдюжины разобранных с целью экономии места коробок, которые лежали стопкой возле шкафчика со стеклянными дверцами, полного фарфора и хрусталя. Бросив мимолетный взгляд на посуду, Мэгги подумала, что она у Чэннинга куда приличнее воскресных сервизов большинства простых людей.
Наверное, она смогла бы унести все шесть коробок разом, но возможность поболтаться на чердаке подольше была слишком заманчива. Не то чтобы она надеялась найти что-то компрометирующее хозяина, — если бы это было возможно, Брехт никогда бы не позволил ей сюда войти, но все же было любопытно. Когда Мэгги уже взяла в руки три коробки, ее взгляд упал на предмет, который скрывала от нее ее собственная тень — уголок темной деревянной рамы виднелся из-за викторианского каминного экрана, расшитого афганскими борзыми и прикрытого для сохранности полиэтиленовой пленкой.
Не ожидая увидеть ничего, кроме морского пейзажа или натюрморта, Мэгги все же положила коробки на пол и осторожно вытащила холст.
Глава 32
Даже в тусклом чердачном свете было заметно, что женщина на портрете красавица. Нежный, аристократический овал лица, светлые, пепельные забранные назад волосы, из-под которых видны мочки ушей с гранатовыми серьгами того же оттенка, что и вечернее платье с открытыми плечами. Руки в перчатках спокойно лежат на коленях, подчеркивая царственную уверенность человека, знающего свое место в мире. Серые глаза безмятежно глядят из-под длинных ресниц.
Мэгги разглядывала портрет, удивляясь тому, как великолепно удалось передать художнику настроение — восхитительная богиня сейчас поднимается с бархатного кресла с высокой спинкой, и муж, появившись из соседней комнаты, возьмет ее под руку и поведет в оперу или на балет.
Фиона?
Мэгги и сама не знала, почему после недели раздумий она пришла к твердому убеждению, что у жены Чэннинга были темные длинные волосы и буйный цыганский нрав — какой еще могла быть женщина, сумевшая пренебречь брачными узами и светскими условиями? Дама, изображенная на портрете, казалась созданной для роли жены. Мэгги всмотрелась внимательней, озадаченная явным несоответствием той, что она сейчас видела перед собой, с образом загадочной незнакомки, который успело нарисовать ее воображение. Кроме того, платье, перчатки до локтя, прическа женщины — все напоминало о моде давно ушедшей эпохи. И еще, даже допуская, что портрет был написан перед самой смертью Фионы Чэннинг, невозможно было представить себе, что в двадцать один год она выглядела столь зрелой и уверенной в себе.
Самое странное, что лицо, которое Мэгги видела перед собой, отчего-то казалось ей знакомым. Поскольку в коллекции Чэннинга вообще не было ни одного женского портрета, это было необъяснимо. Судорожно роясь в памяти, Мэгги никак не могла понять, откуда взялось у нее это ощущение deja vu.[1]
Раздумывая, подтащить ей картину поближе к окну или включить свет, Мэгги услышала шаги на лестнице и, в испуге затолкав холст на место, склонилась над коробками.
— Слава Богу, что вы пришли, — облегченно вздохнув, сказала она, когда в дверном проеме возник силуэт Брехта. — Коробки оказались увесистее, чем я думала. Поможете отнести их вниз?
Выходя с чердака, Мэгги, покосившись на Брехта, заметила, что он оглядывает чердак, проверяя все ли здесь в порядке. Оставалось только надеяться, что он ничего не заметил.
