туда фонариком и оглянулся. Сейчас он находился в вестибюле пятого этажа здания. Высокие потолки и широкие изогнутые арки звездоскребов Валиска, неотъемлемая его черта, придавали ему величественность. Что уж говорить о тех временах, когда они купались в свете и тепле круглые сутки. Теперь, напротив, едва-едва проступая в слабом свете фонаря, внушали ему страх.
Толтон подождал мгновение и, набравшись смелости, решил идти дальше. Этот этаж был занят в основном коммерческими конторами. Все двери были плотно закрыты. Он пошел по коридору, читая таблички. На восьмой двери табличка извещала, что кабинет принадлежит остеопату, специалисту в области спортивных травм. Значит, там должны быть медицинские нанопакеты. Обухом топорика он вскрыл аварийную панель. Под панелью нашел рукоятку и два раза повернул ее. Замок открылся, и он вошел в комнату.
Обычная приемная: не слишком дорогие стулья, автомат для безалкогольных напитков, репродукции на стене, цветы в горшках. За большим круглым окном не было ничего – черное зеркало. Толтон увидел собственное отражение, а за собой – толстого мужчину в грязном одеянии. Он завопил от ужаса и уронил фонарь. Пол расчертили светлые и темные квадраты. Толтон резко повернулся и поднял топор, готовясь опустить его на противника.
Толстый человек испуганно размахивал руками и, разевая рот, что-то кричал. Толтон не слышал ни звука. Чувствовал лишь слабое движение воздуха. Толтон держал топор над головой, готовясь пустить его в ход при первом проявлении антагонизма. Ничего не произошло. Да, по всей видимости, и не могло произойти. Толтон видел дверь сквозь тело толстяка. Привидение. Такое открытие не принесло ему особой радости.
Призрак уперся руками в бока. Лицо его выражало крайнее раздражение. Он произносил что-то, медленно и громко. Так взрослый разговаривает со слабоумным ребенком. Толтон снова ощутил движение воздуха. Присмотревшись, заметил: колебания эти совпадали с движением губ толстого призрака.
Общение в конце концов наладилось, превратившись в некую производную чтения по губам. Для произнесения слова целиком не хватало звука (если он был вообще), и Толтон догадывался о смысле по отрывочным слабым слогам.
– Ты держишь топор задом наперед.
– М?.. – Толтон глянул наверх. Лезвие смотрело назад. Он развернул топор и, смутившись, опустил его.
– Ты кто?
– Меня зовут Дариат.
– Напрасно теряешь время. Тебе меня не одержать.
– Я и не собираюсь. Я должен тебе кое-что сообщить.
– Да?
– Да. Личность обиталища хочет, чтобы ты выключил ячейки ноль-тау.
– Тебе-то откуда это известно?
– Мы с ним в сродственном контакте.
– Но ведь ты...
– Да, призрак. Хотя, полагаю, в данном случае уместнее назвать меня ревенантом. [Revenante (фр.) – вернувшийся из мертвых. (Примеч. пер.)]
– Кем?
– Рубра не предупреждал меня, что ты глуп.
– Я не... – возмутился было Толтон, но тут же опомнился и расхохотался.
Дариат в некотором раздражении посмотрел на поэта.
– Ну в чем дело?
– Чего только в жизни не было, но спорить с призраком о собственном IQ еще не приходилось.
Губы Дариата невольно дрогнули в улыбке.
– Так ты согласен?
– Конечно. А что, это поможет?
– Да. Эта сумасшедшая ведьма Кира держит в ноль-тау целый выводок моих знаменитых родственников. Они должны все здесь наладить.
– И тогда мы сможем выбраться отсюда... – Толтон опять глянул в окно. – А где мы сейчас находимся?
– Я даже не уверен в том, что все зависит от местоположения. Скорее, мы перешли в другое состояние, враждебное по отношению к одержимым. К несчастью, получили побочные эффекты.
– Ты разговариваешь так, словно имеешь отношение к источнику знаний, и в это мне трудно поверить.
– В какой-то степени я сам виноват в том, что случилось, – признался Дариат. – Хотя подробности мне неизвестны.
– Понимаю. Что ж, тогда – к делу, – он поднял фонарик. – Хотя... подожди. Я обещал женщине найти медицинский нанопакет. Ей он действительно необходим.
– Там, в кабинете остеопата, – указал Дариат пальцем, – есть несколько нанопакетов.
– А ты и в самом деле в родственной связи с Руброй?
– Да, хотя он и немного изменился.
– Тогда не понимаю, отчего вы позвали именно меня?
– Это его решение. Большая часть жителей, освободившихся от одержателей, сейчас ни на что не годны. Ты же видел их в парке. Так что сейчас ты лучше других.
– Черт бы все побрал!
Спустившись в вестибюль, Толтон попытался оживить процессорный блок. Его дидактическая память не содержала инструкции о принципах работы процессора. Такая инструкция ему никогда и не требовалась. Он пользовался блоком для записи и прослушивания аудио– и видеокассет, для переговоров да для простых команд медицинским нанопакетам (обычно это бывало при похмелье).
Дариат подавал Толтону советы, но и ему приходилось все время консультироваться с личностью. За двадцать минут они втроем довели маленький прибор до приемлемого уровня.
Еще пятнадцать минут диагностики (гораздо медленнее, чем раньше), и они узнали, чего можно добиться с помощью нанотехники в этой антагонистической обстановке. Новость была не из приятных. Волокна, вплетающиеся в человеческую плоть, действовали на молекулярном уровне. Можно было с успехом соединить края раны, ввести необходимые дозы лекарства, но удалить отдельные раковые клетки сейчас не представлялось возможным.
– Мы не можем больше тратить на это время, —заявила личность.
Толтон сгорбился над блоком. Дариат помахал перед его лицом рукой: единственный способ привлечь его внимание. Здесь, в парковой зоне, поэт его уже почти не слышал. Дариат подозревал, что его «голос» являлся, по всей видимости, разновидностью слабой телепатии.
– Пора, – сказал Дариат.
Толтон снова нахмурился на ужасную мешанину значков, застилавших дисплей блока.
– Они ее вылечат?
– Нет. Опухоли нельзя убрать, пока обиталище не вернется к прежнему состоянию.
– Ладно. Тогда заканчиваем.
Дариат почувствовал легкую вину, заслышав печаль в голосе Толтона. Разве не трогательно, что уличный поэт проникся таким сочувствием к судьбе женщины, с которой общался всего-то пять минут?
Они миновали полуразвалившиеся дома и вошли в окружившее их кольцо человеческого несчастья. Дариата прожигала ненависть людей, обративших па него внимание. Разъяренные чувства наносили удары по нему – существу, состоявшему ныне, пожалуй, из одной только мысли. Удары эти, каждый в отдельности, были не такими сильными, какими наградили его призраки, по кумулятивный эффект ослаблял его с каждой минутой. Дарнат догадался, что недавнее избиение не прошло для него даром: он стал гораздо слабее и ранимее.
Насмешки и улюлюканье достигли высшей точки, когда к гонению подключилось большинство. Дариат зашатался и застонал от боли.
– Что это? – удивился Толтон.
