Коррине, о том, что они обращались с ним как с древним ископаемым, которое выглядело незрелым и неопытным молокососом.
— Жена моя умерла, дети считают меня чужим человеком. Лига то и дело намекала мне, что не нуждается больше в услугах старого боевого коня. Они деловито расточают плоды побед — моих, заметь, побед, — добытых в войне с Синхронизированным Миром. Они не могут мыслить масштабно и перспективно, заглянуть хотя бы на несколько десятилетий вперед. Они не заботятся о будущем, словно оно ограничено сроком их жизни. В разительном отличии от титанов, отец, которые не отступают от своих целей вот уже тысячу лет. Но взгляни на себя со стороны: горстка кимеков, прячущихся на вымерзающем планетоиде много лет спусти после поражения Омниуса. Если честно, то ты и твои последователи могли бы воспользоваться моей помощью.
Агамемнон обиделся.
— У нас много планет!
— Много — но все они мертвые и радиоактивны. На них просто не находится других охотников. Ну и еще несколько колоний, до предела ослабленных эпидемией.
— Мы строим базу для дальнейшей экспансии.
— Вот как? И именно ради этого вы захватили Квентина Батлера и превратили его в кимека? Очевидно, вам нужна свежая кровь, талантливые командиры, которые способны вести за собой армии. Неужели тебе не хочется иметь в этой роли меня, а не упрямого заложника?
— Почему бы мне не иметь в своем распоряжении вас обоих? — ответил титан, повернувшись к Вориану так, что он снова увидел сверкнувшее на свету оружие. — Ничего, пройдет немного времени, и мы сломим Квентина.
— Не исключена возможность, что в этом я смогу вам помочь. — Вориан шагнул вперед и оказался в пределах досягаемости для стремительного удара механической лапой железного чудовища. — Я нисколько не обвиняю тебя за проявленную в отношении меня подозрительность, отец, — после всего того, чему ты меня научил. Но я твоя кровь, твой сын — твой последний сын. У тебя не будет других отпрысков. Я — твой последний шанс иметь достойного наследника. Хочешь ли ты воспользоваться этой возможностью или отбросишь ее прочь?
Упрек попал в цель. Вориан заметил, как засверкала и начала переливаться флуоресцирующими электрическими огоньками жидкость, в которой был взвешен мозг. Агамемнон протянул механические руки, оторвал Вориана от пола и поднял его высоко вверх.
— Вопреки моим мыслям я награжу тебя — пока моим сомнением. Мы снова стали семьей, сынок.
Четыре дня спустя они стояли на краю холодного ледника под усеянным звездами темным небом всеми забытой Хессры. Воздух был слишком холоден и разрежен для хрупкого человеческого тела Вориана, поэтому он надел один из скафандров, привезенных им на «Мечтательном путнике». Защитная одежда сверкала от падавших на нее снежинок.
Над их головами высоко в небе метеор прочертил длинную полосу и пропал из виду.
— Когда ты станешь, как мы, кимеком и будешь помогать мне, Юноне и Данте строить новую империю, созидать новую эпоху титанов, перед тобой будут простираться величественные тысячелетия, а не жалкие десятилетия.
Вориану приходилось убыстрять шаг, чтобы поспеть за огромной и стремительной ходильной формой отца. Со странной ностальгией вспоминал он те времена, когда был невинен и юн и когда так же шел вслед за отцом по улицам городов Древней Земли. Тогда он был совершенно счастлив. Тогда, ослепленный и невежественный, он искренне не видел ничего плохого в диктатуре Омниуса. Вориан был горд тем, что служит Синхронизированному Миру, тем, что являлся доверенным человеком мыслящих машин, и не мог даже представить себе, что его великий отец может быть в чем-то не прав.
— Помнишь, как я каждый раз встречал тебя, когда ты возвращался после битв с хретгирами? Тогда я ухаживал за тобой, слушал твои рассказы, чистил детали твоего корпуса.
— А потом ты предал меня, — прорычал Агамемнон.
Вориан не поддался на эту наживку.
— Тебя бы больше устроило, если бы я сражался на стороне Омниуса? В любом случае я оказался бы не в том стане.
— Но, слава Богу, ты все же в конце концов образумился. Правда, я надеюсь, что в следующий раз тебе понадобится на это меньше, чем сто лет. За такой срок большинство блудных сыновей просто умирают.
Вориан засмеялся.
— В таком случае у меня есть перед ними отчетливое преимущество.
— У меня было тринадцать других сыновей, — сказал Агамемнон, — и ты один оказался талантливее их всех, вместе взятых.
Посерьезнев, Вориан сказал:
— Когда я летал с Севратом, до того, как изменить мыслящим машинам, я нашел в его библиотеке баз данных сведения о том, что это ты сам убил всех тех сыновей.
— Они никуда не годились, — возразил Агамемнон.
— Но я тоже никуда не гожусь, и открыто это признаю. Если ты так жаждешь совершенства, то тебе следовало продолжать служить мыслящим машинам.
— Я стремился обрести человека, который смог бы стать моим достойным преемником. Вспомни, это я разрушил Старую Империю, сражаясь бок о бок с великим Тлалоком. Я не мог передать такое наследие слабому или нерешительному человеку.
— И что, все твои прочие сыновья были начисто лишены каких бы то ни было способностей?
— Некоторые были заторможены, другие непритязательны, третьи непокорны. Я не мог этого допустить, и мне пришлось начинать все сначала, предварительно убив их. Таков процесс селекции. Много столетий назад, перед тем как стать кимеком, я создал запас, банк своей спермы, поэтому у меня не было никаких оснований передавать свое наследие посредственности. Но ты последний мой сын, Вориан. Ты же хорошо знаешь, что вся моя сперма погибла во время мятежа на Земле, во время ее атомной бомбардировки. Ты мой единственный уцелевший сын… но вот уже много десятилетий я был уверен, что ты навсегда для меня потерян.
— Все в мире меняется, отец.
— И ты вернулся как раз вовремя. Сначала я возлагал большие надежды на Квентина Батлера, но он продолжает сопротивляться неизбежному, сводя на нет все наши усилия. Он ненавидит нас, несмотря на то, что его будущее целиком зависит от нас. Ведь он никогда не сможет вернуться в Лигу, никогда не сможет снова стать человеком. Конечно, мы можем продолжать наши манипуляции с ним, и нет сомнения, что рано или поздно мы все же обратим его в кимека. Но теперь, когда ты вернулся, Квентин Батлер мне больше не нужен. Когда я превращу тебя в кимека, следующим генералом титанов станешь ты, мой настоящий и единственный наследник.
— История непредсказуема, отец. Может быть, ты переоцениваешь мои способности.
— Нет, Вориан, я не переоцениваю тебя. — Огромный кимек поощрительно коснулся крошечного по сравнению с ним человека. — Превратившись в кимека, ты станешь непобедимым, как я. Тогда я смогу взять тебя с собой на многие из завоеванных нами планет, и ты станешь королем любой из них по своему выбору.
Это не произвело на Вориана никакого впечатления.
— Я мог бы получить под свое начало любую планету Лиги по моему выбору, отец.
— Когда ты станешь кимеком, то поймешь, что само это превращение уже есть неоценимая награда. Помнится, когда ты был доверенным человеком, ты очень просил меня поторопиться с этой процедурой. Ты просто не мог дождаться, когда наконец наступит день, когда я сделаю тебе операцию, которая превратит тебя в такого же могучего титана, как я.
— Я и сейчас с нетерпением жду, когда наступит этот счастливый день, — сказал Вориан, едва не подавившись желчью при одной мысли об этой перспектива. Однако он сумел придать восторженность своему голосу. Отец и сын бок о бок вернулись к наполовину погребенной в снегу башне когиторов. — Надеюсь, что этот день скоро настанет.
