не появился раньше и не сообщал о себе? Из письма явствовало, что Триг прекрасно знал, что его старый товарищ все еще служил на Гиназе инструктором и обучал молодую смену бойцов.
Обрадованный Истиан пришел к Хироксу и поделился с ним новостью. Вооруженный робот внимательно его выслушал.
— Мы должны отправиться на Салусу Секундус. Мы нужны там.
Механический сенсей не стал спорить с человеком или задавать ему вопросы о причинах столь скорого отъезда.
— Как скажете, мастер Истиан Госс.
Верность — это предмет, который совершенно ясен только лишенному воображения человеку с простым умом.
Несмотря на одиннадцативековую дружбу и товарищество с Агамемноном, Юнона и Данте не всегда и не во всем соглашались с генералом, имея на все свою точку зрения. Расстроенный генерал кимеков расхаживал по замку в своей ходильной форме и думал, что бы сломать или разбить. Каменный пол сотрясался от грохочущих тяжелых шагов металлических ног.
— Нет, я не полностью доверяю ему, хотя он и мой сын, — с обидой возражал он. — Но я не доверял и большинству из двадцати титанов. Вспомните хотя бы Ксеркса.
— Ты что, не видишь? Для Вориана это очень удобно — явиться как ни в чем не бывало после сотни лет службы в армии Джихада. — В голосе Юноны, которая обычно очень нежно разговаривала с Агамемноном, появились резкие нотки.
Агамемнон вскипел.
— Не сошла ли ты сама с ума, живя так долго среди всех этих людишек, этого несчастного сброда? Вориан рос и воспитывался в Синхронизированном Мире. Он наизусть знал мои мемуары и восхищался моими деяниями — до тех пор, пока его не обольстила женщина. Можете назвать это юношеским бунтом, если вам угодно. Я думаю, что это вполне уважительная причина. Будь я на его месте, я поступил бы точно так же.
Юнона что-то чирикнула, имитируя смех.
— Значит, ты хочешь сказать, что твой сын очень похож на тебя, Агамемнон?
— Никогда не следует недооценивать узы кровного родства.
— Но не следует и переоценивать их, — возразила Юнона.
Вориан выглядел маленьким и уязвимым, стоя в центральном зале, где некогда обитали когиторы- отшельники, и снизу вверх смотрел на устрашающий ходильный корпус отца.
Агамемнон говорил:
— Что заставляет тебя думать, что ты сможешь убедить Квентина Батлера присоединиться к нам несмотря на то, что все наши манипуляционные методы оказались бессильными?
— Именно это и позволяет мне так думать, отец, — ответил Вориан. — Если вы хотите, чтобы военный гений обратил свои дарования на службу кимекам — службу
Вориан внимательно посмотрел на прозрачную емкость, в которой находился древний мозг отца, потом перевел взгляд на отсеки, где Агамемнон хранил коллекцию старинного оружия.
Генерал взвился словно тарантул, готовый к прыжку.
— Я все еще не доверяю тебе, Вориан.
— И для этого есть все основания. Но и ты не дал мне шанса доверять тебе. — Он спокойно посмотрел на снова принявшегося расхаживать по залу Агамемнона. Механическое тело было стремительным и мощным. Генерал при желании мог легко разорвать на части любого человека. — Но все же я хочу принять участие в этой игре и сделать свои ставки. Или ты боишься меня?
— Я слишком долго живу на этом свете, чтобы вообще чего-либо бояться!
— Отлично, значит, мы договорились. — Вориан никогда не давал угаснуть своей дерзости и самоуверенности.
Титан резко повернулся, явно рассерженный бравадой сына, но сумел сдержаться.
— И ты думаешь, что сможешь чего-то добиться от Квентина Батлера?
Вориан скрестил руки на груди. Он делал все, чтобы не дрогнуть перед устрашающим видом титана.
— Да, я так думаю, отец. Квентин и я были боевыми товарищами. Я был его начальником. Он уважает меня и знает, как доблестно я сражался в рядах армии Джихада. Даже если Квентин не согласится с моим выбором, он все же выслушает меня. Это уже больше, чем то, чего вы пока смогли достичь.
Громкоговоритель кимека захрипел и заскрежетал, словно Агамемнон в раздумье гневно рычал.
— Ты можешь сделать такую попытку, — произнес он наконец. — Но помни, что это такой же испытательный экзамен для тебя, как и для него.
— Вся жизнь — экзамен, отец. Если я подведу тебя, то ты всегда сможешь меня наказать.
— Твое следующее наказание будет последним. Не забывай об этом, — но в голосе Агамемнона не было убежденности. Пережив однажды крушение всех своих надежд, генерал не сможет легко отказаться от вернувшегося к нему Вориана Атрейдеса.
В помещениях, расположенных под многометровыми толщами льда, царил вечный холод. В разреженном ледяном воздухе дыхание вырывалось изо рта клубящимся паром, неспешно поднимавшимся к высокому потолку. Один из неокимеков привел его в зловещий подвал, где находилась емкость с мозгом Квентина после его мятежа во время налета кимеков на эскадру Фейкана.
Великий примеро, освободитель Пармантье и Хонру, командующий силами Джихада, являл собой теперь жалкий кусок морщинистой мозговой ткани, плавающий в фосфоресцирующей электрожидкости. Емкость стояла на полке, как оставленная на всякий случай запасная часть. После смелого предупреждения, сделанного Фейкану, мозг Квентина доставили обратно на Хессру, извлекли из корпуса и лишили тела, а заодно и всякой возможности к передвижению. Теперь он находился здесь, в ловушке, из которой не было выхода.
Когда Вориан увидел эту печальную картину, в горле у него встал ком, и он едва не лишился дара речи.
— Квентин? Квентин Батлер!
Пораженный до глубины души Вориан обернулся, чтобы задать этот вопрос сопровождавшему его неокимеку, но тот, грохоча железными ногами, уже покинул помещение и вышел в коридор. Оставалось надеяться, что у Квентина сохранились сенсоры и громкоговорители, с помощью которых он мог общаться с внешним миром.
— Я не знаю, насколько хорошо ты можешь видеть и узнаешь ли ты меня, Квентин. Я верховный башар Вориан Атрейдес.
— Я вижу. — Голос послышался из динамика, укрепленного на стене недалеко от емкости. — Я вижу еще один дешевый трюк.
— Я не иллюзия. — Вориан понимал, что кимеки подслушивают каждое сказанное им слово, поэтому надо было соблюдать максимальную осторожность. Любой нюанс, любая фраза будут восприниматься с
