Возле печи, на сложенном драном одеяле лежит тощая собака. Когда Доррин со стуком закрывает за собой дверь, она приоткрывает один глаз.
- Чего желаете? - спрашивает лысеющий малый с песочного цвета волосами и длинными висячими усами, одетый в кожаную безрукавку со множеством небрежных, бросающихся в глаза заплат. Он сидит на табурете недалеко от печи.
- Собираемся в путь, ищем кое-какое снаряжение, - вежливо отвечает Кадара.
- Смотрите сами.
Брид направляется к прилавку, Кадара начинает с бочек, а Доррин смотрит на собаку и ощущает ее боль. Бросив взгляд на своих деловитых спутников, он делает неуверенный шаг в сторону недужного животного, а потом протискивается к горячей печке и садится рядом с собакой на корточки.
- Что, красавица, приболела? - тихонько спрашивает он.
- Да она просто уже старая, - бросает со своего места торговец.
- Можно мне ее погладить?
- Пожалуйста. Она малость с придурью, но не злая.
Собака ударяет хвостом по полу.
Почесывая ее за ушами, юноша укрепляет гармоническое начало в разбалансированном организме. Собака скулит, влажный язык пробегает по его запястью.
- Спокойно, красавица, спокойно. Скоро тебе будет лучше, - говорит он перед тем, как снова погладить ее и встать.
- Любишь собак, парнишка? - спрашивает наблюдавший за ним в оба глаза торговец.
- Очень, - признается юноша, - а своей у меня никогда не было. Эта мне кажется славной.
- Для охоты на птицу ей не было равных. Теперь, правда, состарилась.
Усатый лавочник ерзает на табурете, но так и не встает. Наступает молчание. Доррин принимается рассматривать навощенные пакеты с сушеными дорожными пайками.
- Если интересуешься сырами, то они в леднике, вон там.
Позади слышатся приглушенные голоса толкующих о припасах Брида и Кадары.
- А как насчет лошадей, почтеннейший? Конюшня тут неподалеку?
- Надеюсь, - хмыкает усач. - Принадлежит она Ристелу, а заправляет там муж моей сестры.
- А вьюки у тебя найдутся? - спрашивает Доррин, слегка улыбнувшись в ответ. - Можно не новые.
- Посмотри на середине прилавка. Там есть из чего выбрать.
Одна пара седельных сум, почти совсем новая, оказывается слишком большой, да и сработаны сумы из жесткой, почти негнущейся кожи. Взяв было другой комплект, Доррин тут же кладет его на место, ощутив подернутую кровавыми прожилками белизну хаоса. А вот вытащив из-под прилавка пару сильно потертых вьюков с исцарапанными бронзовыми застежками, он сразу чувствует, что они сгодятся.
- Хороший у тебя глаз, паренек. И недорого - всего серебреник.
- А сколько стоят те, здоровенные? - без всякой цели спрашивает юноша.
- Те? Да их только на битюга навьючивать! По золотнику.
Доррин поджимает губы. На подержанную суму у него денег хватит, но нужна еще и еда, да и непромокаемый плащ не помешает. А главное, ему кажется нелепым покупать дорожное снаряжение, не зная, какая ему достанется лошадь. Тогда как Брида, похоже, такие соображения не смущают.
- Как насчет дождевика?
Торговец, хмыкнув, выкладывает на прилавок темный сверток.
- Это не для щеголей: простая материя с водотталкивающей пропиткой. А твоему приятелю, - он кивает в сторону Брида, - и на нос не налезет. Много я за него не запрошу, но полсеребреника будет в самый раз.
Доррин кивает. Эта одежонка должна будет ему пригодиться.
- Хозяин, - громко, но вежливо окликает Брид.
- Я положу плащ поверх вьюков, - говорит усач Доррину и спешит к Бриду.
- Как будем разбираться с припасами? - спрашивает Доррин Кадару.
- Разделим стоимость на всех, а кому захочется чего еще, пусть прикупает отдельно.
- У меня вообще-то не густо...
- Да брось ты, с твоим-то отцом! Ни за что не поверю, - девушка отворачивается, а Доррин, пожав плечами, возвращается к печке и снова гладит собаку. Возможно, это всего лишь игра воображения, но ему кажется, будто глаза животного повеселели.
- Хорошая девочка, - говорит Доррин, прежде чем достать из холодильного ящика два продолговатых свертка с надписью по янтарному воску - 'желтый сыр'.
Что ему еще нужно? Юноша припоминает, что у него уже имеется плотная куртка, спальный мешок, перчатки, сменные сапоги и мешочек с целебными травами - а теперь еще непромокаемый плащ и седельные сумы. А вот из оружия - только посох. Конечно, есть еще два ножика - поясной и для вырезания по дереву - но это инструменты, а не оружие. Правда, носить меч он бы все равно не смог.
А вот припасами стоит запастись поосновательнее: а вдруг он все же разлучится со своими спутниками? Это соображение заставляет его взять еще несколько пакетов с сыром.
Пока Брид рассматривает те здоровенные сумы, от которых отказался Доррин, лавочник вновь возвращается к рыжеволосому.
- За все про все будет два с половиной серебреника.
Доррин выуживает из кошелька деньги и вручает торговцу.
- Уложить все в сумы?
- Пожалуйста, - Доррин оглядывается на собаку, которая поднимает голову, пытается выпрямиться и садится.
- Эй, приятель, как ты это сделал?
- Что?
- Бедная старушка не могла двигаться - у нее отнялись лапы.
Доррин краснеет.
- Ты часом не с Отшельничьего?
Понимая, что соврать он не сможет, Доррин кивает.
- Никому не говори. Здесь ваших не жалуют.
Доррин молчит.
- Эй, малый!
- Ну?
- Похоже, я с тебя лишку взял. Вот твоя сдача, - усатый вручает Доррину несколько медяков, а потом добавляет к ним деревянный жетон. - А это отдашь Геррину, он сейчас в конюшне. Скажешь, что тебя Хертор послал. Это я, стало быть.
Лавочник протягивает через прилавок наполовину уложенные сумы.
- Спасибо, - говорит, принимая их, Доррин. - Надеюсь, ей, - он кивает в сторону собаки, - малость полегчало. Пусть сидит у печи, тепло ей на пользу.
- Ежели на птицу охотиться, так ей равных не было, - повторяет торговец тихим голосом. - Ладно, паренек, ступай к Геррину. И смотри, не выставляйся со своими умениями.
- Не буду, - заверяет его Доррин.
Брид ворочает тяжеленные сумы.
- Я иду на конюшню, - говорит Доррин Кадаре, поглядывающей на собаку.
- Хорошо, но отдай свою долю денег за припасы.
- Сколько с меня? - Доррин снова лезет в кошель.
- Думаю, медяков пять.
- Надо будет добавить - скажи, - говорит он, вручая монеты.
- С тебя два серебреника, молодой господин, - звучит суховатый голос торговца, обращенный к Бриду.
Доррин молча выходит на холодный ветер и, закрыв за собой дверь, останавливается на крыльце, размышляя, не подождать ли спутников. Наконец он вздыхает и, стараясь не смотреть на оборванных прохожих, с посохом в руке и перекинутыми через плечо сумами бредет в сторону конюшни.
