Лошадь опустилась обратно на дорогу. Бадди плюхнулся в грязь и приподнялся на локтях.
–
– Я, – ответила Сьюзен.
Она достала из чехла косу. Лезвие мгновенно ожило. Снежинки падали на него и разделялись на половинки, даже не замедляя скорости падения.
– Может, займемся твоими друзьями?
В воздухе чувствовалось напряжение, словно весь мир сконцентрировал свое внимание в одной точке. Смерть посмотрел в будущее.
– ПРОКЛЯТЬЕ.
Машина разваливалась. Библиотекарь сделал все, что мог, но кости и дерево не могли выдержать такого напряжения. Перья и бусинки улетали прочь и, дымясь, падали на дорогу. Когда машина почти в горизонтальном положении вписалась в поворот, колесо распрощалось с осью и запрыгало по земле, роняя спицы.
Впрочем, это не имело особого значения. Место потерянных деталей занимало нечто похожее на душу.
Если взять блестящую машину и направить на нее свет, чтобы появились отражения и блики,
Оставался только лошадиный череп. Только он и дымящееся заднее колесо, бешено вращающееся в вилке из мерцающего света.
Это нечто промчалось мимо Достабля. Лошадь встала на дыбы, сбросила седока в канаву и рванула прочь.
Смерть привык двигаться быстро. Теоретически он был везде. Самый быстрый способ передвижения – это уже находиться там, где нужно.
Но он никогда не двигался так быстро и одновременно так медленно. На крутых поворотах его колено проносилось всего в нескольких дюймах от земли.
Телега снова качнулась. Теперь и Утес смотрел в темную пропасть.
Кто-то коснулся его плеча.
– ХВАТАЙСЯ, ТОЛЬКО НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ЛЕЗВИЮ!
Над ними склонился Бадди.
– Золто, если ты отпустишь сумку, я тебя…
– И не подумаю!
– На саване нет карманов, Золто.
– Значит, у тебя плохой портной.
В итоге Бадди нащупал чью-то свободную ногу и потянул. Один за другим музыканты выбрались на дорогу. И уставились на Сьюзен.
– Белая лошадь, – сказал Асфальт. – Черная мантия. Коса. Гм.
– Вы ее тоже видите? – удивился Бадди.
– И надеюсь, нам об этом не придется жалеть, – пробормотал Утес.
Сьюзен подняла жизнеизмеритель и критическим взглядом посмотрела на песок внутри.
– Полагаю, договариваться о чем-либо уже поздно? – спросил Золто.
– Я просто смотрю, живы вы или нет, – пояснила Сьюзен.
– Я лично, кажется, жив, – сказал Золто.
– Надежда умирает последней.
Услышав громкий треск, все обернулись. Телега наконец соскользнула в пропасть. На полпути она задела за каменный выступ, а потом рухнула на далекое дно ущелья, рассыпавшись на части. Вспыхнуло вытекшее из каретных фонарей масло, раздался взрыв, и из клубов едкого дыма выкатилось горящее колесо.
– Мы могли бы быть в этой телеге, – покачал головой Утес.
– Думаешь, сейчас мы в лучшем положении? – спросил Золто.
– Конечно. Мы ведь не погибли в горящих обломках.
– Да, но у этой вот девушки несколько… оккультный вид.
– Я не против. Всегда предпочитал оккультное хорошо прожаренному.
Бадди повернулся к Сьюзен.
– Кажется… я все поняла, – сказала она. – Музыка… исказила историю. В
– Из лавки в Анк-Морпорке, – ответил Утес.
– Из таинственной древней лавки?
– Не более таинственной, чем все в этом городе. Там…
– А вы еще раз заходили в нее? Она была на том же месте? На том же самом?
– Да, – сказал Утес.
– Нет, – сказал Золто.
– И там было много интересных товаров, о которых вам хотелось узнать побольше?
– Да! – воскликнули Золто и Утес одновременно.
– Ага, – кивнула Сьюзен. – Значит, эта лавка все-таки была из
– Я сразу сказал, какая-то она странная! – воскликнул Золто. – Разве я вам не говорил? Так прямо и сказал. Жуткая лавчонка, всякие иллюминаты от таких просто без ума…
– Иллюминаты – это такие светлячки? – уточнил Асфальт.
Утес поднял ладонь.
– Снег прекратился, – заметил он.
– Я бросил эту штуку в пропасть, – сказал Бадди. – Она… она мне больше не нужна. Наверное, она разбилась.
– Вряд ли, – откликнулась Сьюзен. – Все не так…
– Эти облака… тоже понравились бы иллюминатам, – сообщил Золто, посмотрев на небо.
– А что в них такого привлекательного для светлячков? – не понял Асфальт.
И тут они почувствовали…. словно стены, окружавшие мир, исчезли. Воздух загудел от напряжения.
– Ну, что теперь? – спросил Асфальт, когда все инстинктивно прижались друг к другу.
– Это ты нам скажи, – огрызнулся Золто. – Ты же везде был, все видел.
Воздух озарился белым светом.
А потом воздух стал самим светом, белым, как лунный, и мощным, как солнечный. И появился звук, похожий на рев миллионов голосов.
И все они сказали:
Губошлеп зажег фонари.
– Да шевелись ты! – закричал господин Клеть. – Нужно
– Зачем? Они ж и сами уехали… – проворчал Губошлеп, садясь в телегу. Господин Клеть моментально огрел хлыстом лошадей. – Ну, то есть они покинули город. А это главное.
– Нет! Ты же их видел! Они…
Губошлеп отвел взгляд. Ему в голову в который уже раз пришла мысль, что оркестр разумности, дирижирует которым господин Клеть, играет далеко не в полном составе и что сам господин Клеть относится к категории людей, взращивающих свое безумие на почве полного хладнокровия и логики. Сам Губошлеп, несмотря на то что не испытывал особого отвращения к исполнению фокстрота на пальцах или фанданго на головах, никого не убивал – по крайней мере, умышленно. Он подозревал, что где-то внутри
