– Она напоминает мне дочь, – лепетал я, смущенно. – Я ведь показывал фото…
Дамы не спорили:
В самом деле, есть сходство… Расскажите о дочери.
Я подчинился и описал, как трехлетняя кроха, визжа, кидалась к отцу, обхватив руками, и ножками, быстро, быстро взбиралась на голову и, перегнувшись, оттуда глядела в лицо, точно спрашивала: «Как ты там, папка? Держись! Я – с тобой!» Стоит ли объяснять, что я чувствовал?
Целовал ее только в глаза, пока не начала их пачкать «тенями»…
«Расскажите о сыне». – потребовали сотрапезницы. И я рассказывал: Когда он был маленький, я служил в Германии. Мы жили в военном городке почти коммуной. Городок занимал огороженный квартал внутри немецкого города.
После службы можно было, переодевшись в гражданское, погулять у реки, зайти в «гаштет» выпить пива. Завидев нашего малыша, немцы улыбались и говорили: «Зюс!» (сладенький). И в городке мальчика любили: целовали, тискали и катали в мотоциклетных колясках. Моя жена ожидала второго ребенка. Некоторые бездетные пары поглядывали на нас с завистью. А одна чета прохода не давала. Бездетная женщина приставала: «Отдайте ребеночка! Что вам стоит! Вы ведь еще нарожаете! А у нас – нет, и не будет. Мы так привязались к вашему мальчику! Он такой лапонька!» Сначала мы с женой думали, это – шутка. Но когда попробовали перевести разговор на другое, бездетной чете почудилось, что мы набиваем цену. Нам стали предлагать деньги. Я спросил: «Ребята, вы это серьезно!?»
– А что!? У нас замена. Скоро едим в Россию. Он такой милый! Такой добрый! Усыновим. На новом месте никто знать не будет, не спросят, «чей».
– Ребята, вам нравится этот мальчик?
– Еще как нравится!
– И нам тоже нравится! Это наш сын, мы его любим и никому ни за какие сокровища не отдадим!
«Ну и жлобы же вы! – сказал молчавший до этого муж. – Вам никто не говорил, что в жизни надо делиться? У вас скоро будет еще один! Нарожаете сколько хотите! Еще и еще!»
«И еще! – подтвердил я. – Дадим стране больше добрых и миленьких карапузиков!»
«Да не нужны стране добренькие и миленькие! Ты же офицер – сам знаешь! Ей нужны рубаки! Почему одним можно, а другим не дано?»
Мне было жаль их. «А ты хочешь рубаку?» – спросил я.
«Ясное дело!» – признался он.
«Потому и не дано, – предположил я. – Рубак у нас и без того – пруд пруди». – Я чувствовал, что жене становится дурно, и попросил их уйти. Всю жизнь – беспокоюсь о сыне. По жизни он идет слишком прямо, точно по ниточке. Он у нас умница, но уж очень чувствителен. Мы как будто родили принца. Почему-то его всегда жалко. Он кажется слишком взрослым, но – не от мира сего. Он и кормилец наш и наша отверстая рана и он – тот единственный человек (из всех, что я знаю), который не боится летать самолетами.
– Скажите, а он крещеный? – почему-то спросила светленькая.
– Он крещеный ответил я. А вы?
– Я тоже крещеная…
– А вы боитесь летать?
– Еще как боюсь!
– И я боюсь. Но я не крещеный. Оказывается, это – не связано.
Мы рассмеялись, хотя шутка была почти не смешной: в нас «шутило» винцо.
– И, вообще, все сложно. О таких, как мой сын, говорят: «Слишком зрелая карма». Я специально завел речь о «карме», чтобы спугнуть «моих» женщин и сменить разговор. Но не тут-то было! Мой ход им понравился. Женщины сразу же дали мне знать, что они кое в чем разбираются.
– Как я поняла, – сказала светленькая, – ваш сын – «интроверт»?
– А дочь ваша – «экстравертка». Я права? – интересовалась темненькая.
Они меня огорошили. Я призадумался, что бы такое ответить, чтобы не было слишком заумно.
– Знаете, – наконец, сказал я, – на этот счет у меня – свое мнение. Я проверил, можно сказать, на себе, если взять интроверта и хорошо напоить, он становится экстравертом. Дело – не в темпераменте, а во внутренней культуре. Есть шумные люди, которые не боятся проявлять фамильярность и дикость. А есть такие, что мечтали бы себя утвердить, но не делают этого, остро чувствуя неуместность агрессии.
«Расскажите про вашу жену?» – попросили мои сотрапезницы. Они хотели все обо мне знать – других развлечений не было.
Я осмелел: «Жена у меня – великая женщина, достойная лучшей жизни».
– А где она?
– Сидит на хуторе с больной матерью. Мать уже неподъемная.
– Бедненькая! Как я ее понимаю! – вздохнула светлая. – Я тоже пол года сидела с отцом.
После этого они изъявили желание, услышать от меня про Китай: «Вы ведь не зря нас сюда привели? Мы знаем, вы служили в Китае».
– Служил.
– Ну, вот объясните: говорят, еще в древности там изобрели порох, компас, ракеты, знаменитый фарфор… Чего только они ни придумали! Вроде бы должны жить культурно и богато! А рассказывают, они – неопрятные, у них везде грязно. Вот японцы рядом живут. А у них – чистенько. Почему? Характеры разные? Или японцы трудолюбивее?
– Я думал об этом. По-моему, китайцы такой же невезучий народ, как и мы. Непутевая судьба – как наследственная болезнь.
Большая, почти неуправляемая территория, разноязыкое население. Враги – дикари и варвары. Такое же, как в России монгольское иго. Крестьянские войны, раздробленность, маньчжурские завоеватели, снова крестьянские войны, бедность, голод.
А голод всегда обесчеловечивает, отнимает традиции, стирает культурную память. Глядите, как получается:
Навел порядок, почистил, украсил – напали, разорили, изгадили. Снова навел порядок, почистил, украсил – опять разорили, изгадили. Соседи завидуют: чисто, красиво – значит, умно, сытно, богато. Стало быть, есть, чем у вас поживиться, – снова напали, изгадили. Снова навел порядок, почистил, украсил, и опять все насмарку. Проживая с соседями, нельзя от них отличаться. Все равно уравняют.
А Япония защищена морями. Компактное государство. Один народ, один язык, один император. На территорию не посягают.
Она впитала в себя китайскую культуру, развила ее, довела до совершенства. А там, где культура, там чистота,
– Выходит, Японии подфартило.
– Именно так.
– Нам кажется, вы упрощаете.
– Разумеется. Не хотите ведь, чтобы я тут прочел вам лекцию?
– Вы почти это сделали. Чувствуется: симпатизируете китайцам.
– А я не скрываю.
– Простите, а чем вы там занимались?
– Мы оставляли им технику, и возвращались в Союз.
– А сами вы тоже им что-то оставили?
– Оставил.
– Расскажите, как это было?
– Начиналось так: является ко мне тунза (товарищ) – крепкий парнишка, чуть старше меня, с лукавинкой в вишенках глаз – и почти без запинки по-русски торжественно рапортует: «Командир взвода Лю-ше прибыл в Ваше распоряжение перенимать передовой советский опыт!» Именно так: «Передовой советский опыт» – не меньше, не больше!
– И как? Перенял?
– Перенял! Для начала он мне наладил движок агрегата питания. А потом один за другим идеально настроил блоки локатора, согласовал все системы.
На этих станциях хлопцы прошли всю Корейскую бойню. А нам давали горючего ровно на два часа в
