– Спрашивайте.
– Скажите, Уже там, на корабле вы знали про Бесс? Помните, перед Неаполем, когда вы советовали мне написать ей письмо.
– Ах, это!? – рассмеялся Мей. – Эвлин, вы так громко бредили ее именем, что вся «Святая Тереза» слышала. Простите, но об этом, по-моему, я уже говорил. А теперь лучше знаете что, – предложил он вдруг. – Давайте-ка прогуляемся?
Я кивнул в знак согласия, хотя еще чувствовал слабость. Мей помог перебраться в каталку и провез меня по всему этажу.
Над письменным столом в его кабинете я увидел поясной портрет девушки замечательной красоты. У нее были темные волосы и смуглое овальной формы лицо, кого-то мне смутно напоминавшее. «Моя дочь – Клео.» – сообщил Александр. В глазах его я заметил гордость и горе.
В гостиной, которая служила одновременно каминным залом и библиотекой, висел еще один портрет – во весь рост. Хотя здесь красавица казалась чуточку старше, она выглядела не менее очаровательной. И опять ее внешность кого-то напоминала.
Клео? – спросил я.
Сара – моя жена, – объяснил Мей. – Они, в самом деле, были похожи.
Были!? – переспросил я.
Да. Ушли в один день…
– Несчастный случай?
Он покачал головой.
– «Чудовищный случай»… Обе отправились как-то на север, к реке Иордан, погостить у родных. Это совпало с очередным рецидивом исламского гнева. Случился обычный погром, – был вырезан целый поселок.
Они не вернулись. Подробности я узнал только месяц спустя. Чуть с ума не сошел, представляя, что они испытали.
– Простите, мне очень жаль… И у вас никого не осталось?
Сын Клавдий – живет и работает в Лондоне.
Уводя разговор, я выразил искреннее изумление: «У вас необъятная библиотека!» – и в самом деле, в гостиной стояло девять шкафов, подобных тому, что был в «моей комнате».
У меня, действительно, неплохая библиотека. Я собирал ее по всему свету. И то, что вы видите здесь – ничтожная ее часть. Фолиантами и папирусами заполнены прилегающие здания. Я переделал их под книгохранилища. А в вашей комнате собрано то, что, в первую очередь, необходимо для вас. Когда вернетесь из Англии, сможете приходить сюда – работать и ночевать. Слуги вас знают. Будем считать эту комнату вашей. А чтобы не шлялись по всяким базарам, дарю вам эту тетрадь.
Одну я уже читал…
Знаю. Но здесь – мое собственное изобретение: «Самоучитель нильского диалекта».
Спасибо! Но почему – «Нильского», а не «Египтского»?!
Мы ведь не называем Мексику «страной Майя», а Францию «Галлией». История нильской долины – «многослойный пирог». Говорят, она, как пергамент, на котором Коран написан поверх Библии; Библия – поверх истории Геродота, а сквозь все слои просвечивают древние иероглифы.
Но этому народу больше пяти тысяч лет! – воскликнул я.
Имя народа определяет язык, на котором он думает. – возразил Мей. – Наши «египтяне», – скорее арабы, с примесью турецкой и черкесской кровей. Но, прежде всего, они – мусульмане, отсчитывающие свое время с «Хиджры» (переезда пророка Мухаммеда из Мекки в Медину в 622 году).
Мей прикатил меня в «мою комнату» и помог перебраться в постель. «На сегодня хватит, – сказал он, взглянув на часы. – Теперь отдыхайте. Кстати, помните, я говорил насчет Ораби, что он будет разбит и взят в плен? Так и случилось. Он оказался негодным воякой. Под Телльаль-Кебиром мятежников застигли врасплох и разбили. Самого Ораби-пашу взяли в плен…»
А я тут лежу, ничего не знаю. Его казнили?
По настоянию консула Ее Величества Королевы Англии, Ораби был выдворен за пределы страны. Кроме того, я, помнится, говорил вам, что в Верхнем Ниле вспыхнет восстание.
Так и случилось?
Именно так! Предводитель суданских племен Мухаммед Ахмед ибн ас-Сайид Абдаллах провозгласил там себя «Махди» – мусульманским Мессией.
Я вспомнил! Вы говорили еще про какого-то лорда. Дескать, придет некий лорд… и жизнь на Ниле изменится к лучшему… Правда, вы не сказали, кто он – «этот аристократ»…
Еще рано об этом…
Если не секрет, чем занимается в Лондоне ваш сын Клавдий?
Он работает в «Форин офисе». Ближневосточный отдел.
«Клавдий» – греческое имя. Был такой астроном – Клавдий Птоломей…
Браво Эвлин! А мое имя…
«Александр» – тоже греческое! Значит, вы – все-таки грек!
После Александра Македонского три столетия, включая царствование Клеопатры, правила династия Птоломеев.
Вы назвали дочь Клеопатрой – сокращенно «Клео»… Но ведь и «Мей» – сокращение?
Я не скрывал.
Я помню, вы сказали, что убрали начало. (Меня осенило) Так значит вы – «Птоломей»!
Эвлин, ваши успехи меня потрясают!
Это правда?! Вы, действительно, – продолжатель династии?!
Я, собственно, не претендую.
Но зачем изменять фамилию?!
Для пользы дела. Ислам не любит вспоминать о роскошной культуре, которую он разорил и до которой ему нет дела.
Только сейчас я сообразил, кого мне напоминал Мей. В нем было что-то от сфинкса. Его полученные в сражениях шрамы были похожи на «поцелуи» оттоманских ядер, изуродовавших каменного исполина. Однако теперь, несмотря на увечья граф не казался уродливым. Выражение силы и мудрости сообщало его лицу мужественную красоту.
Впрочем, раньше я многого не замечал и многого не понимал.
Как я сразу не догадался!? Граф, вы – потомок создателей Александрийской Библиотеки! Значит для вас и теперь это – дело всей жизни!
Собственно говоря, перед вами – банкир… – Александр выглядел немного смущенным.
«Банкир»! Ну и что!? Разве это мешает вам путешествовать по всему свету, спасая остатки того, что составляло славу династии, и что еще сохранилось – в оригиналах, слепках, набросках, копиях, – в любом виде! Я прав?
Остается добавить, что основную часть из спасенного мы с Клавдием «переправили» в Британский Музей. Более надежного места хранения на Земле пока еще нет.
– Александр, извините, мне кажется, сочетание «граф Птоломей» как-то странно звучит.
– Может быть, но не я это выдумал. Титул присвоила мне королева Виктория за спасение библиотеки, вернее, того, что осталось.
– Кстати, а кто такие «Башибутяне»?
Есть тюркское слово «башибузук» – что-то вроде головореза. Так турки иногда отзываются о моих земляках. А я про себя называю их «башибутянами». По аналогии с – англичанами…
Александр еще продолжал говорить. Но голос его затихал, удаляясь, а я «просыпался» уже в другом сне.
4.
Последний лондонский вечер.
Когда спускался в подземку, было еще светло. Так же, как накануне, выхожу у «Вестминстера» перед мостом. Над Темзой – первые звезды. Кажется, что темнеет стремительно.
