«You’re welcome!» (Милости просим! Заходите!) – простирал ко мне руки священник… Сначала один, потом еще один, потом сразу пятеро, потом они заполонили проходы, толкаясь и задевая друг друга широкими рукавами.
«Дорогой мой, ты совсем охухрел!?» – крикнул я им, и «священники» один за другим на цыпочках удалились из сна.
Метаморфозы удаются приятелю так же легко, как людям – изменения выражения физиономии. А в основное (пушистое) состояние, он возвращается, как в родной дом.
В это время очередной прихожанин, покинув исповедальню, направился к выходу. Я выскочил первым. Но перед «Макдональдсом» он «достал» меня общим вопросом: «Простите, откуда вы будете?»
Ответил: «Простите, я из России». Он покачал головой: «I see», то есть «вижу», а точнее – «Оно и видно!». Сказал и пошел себе в направлении Темзы, потом оглянулся, помахал мне – «Бай-бай».
Ответив тем же, я зашагал в обратную сторону – к вокзалу «Виктория», там спустился в «подземку» и, возвращаясь в гостиницу, думал:
«Какой-то, однако, вышел невнятный, я бы сказал, даже странный локаторщик. Он слушает музыку, гуляет по галереям и, главное, – рассуждает на темы, к которым локаторщиков не готовят.
Ну и что с этого? Разве, в действительности, я – не локаторщик? Стало быть, правомерен и такой тип локаторщика».
Когда-то сразу после войны (я был еще школьником), мне попалась первая книжка Экзюпери. Сказка «О маленьком принце» у нас еще не была напечатана.
Вещь называлась «В ночном полете». Короткая повестушка (скорее рассказ) врезалась в память на долгую жизнь. Речь в ней шла о ночном перелете из одного места в другое.
Особых приключений, которые бы могли поразить, там не было. Был сам полет. И не просто полет – пилотирование в одиночестве над горами, к далеким манящим огням (на стареньком аппарате) сквозь бурную ночь. Было ощущение пространства, ощущение собственной мизерности в этом пространстве, ощущение вибрирующих плоскостей, поединка с грозой, поединка со шквалами и воздушными «ямами» – там был «обыкновенный» полет на не очень большой высоте.
До этого мне приходилось читать о героях-летчиках. Они могли думать, вспоминать, решать технические или тактические задачи, но только не чувствовать и не описывать свои чувства так, что читая невольно сопереживаешь. Захватывали обычные вещи, потому что летел не супергерой-железное сердце которому все нипочем, а маленький человек, такой же, как я.
Тем более, что в те времена (до второй мировой войны), когда не было ни бортовой, ни наземной радиолокации, ночные полеты фактически проходили вслепую и требовали большого мужества и немалого опыта. Не спорю, в пилотировании, больше романтики, чем в радиолокации. Но каждый пишет о том, что знает.
Вот в чем я признавался себе, добираясь до номера.
А ночью… восстал Судан.
5.
Восстал Судан – угроза существования светской власти на Ниле никогда не была столь серьезной.
Еще в 1881 году в городах Хартум, Омдурман, в верховьях Нила, явился слух о Мессии, призывавшем народ готовиться к концу света и к Высшему Суду. Одновременно народ призывали восстать против египетского владычества воглаве с турецко-черкесской верхушкой.
Последняя была свергнута еще при Мухаммеде Али, отделившем Египет от Османской Империи. Отрыжка ненависти арабов к завоевателям с севера проявилась и в восстании Ахмеда Ораби и в религиозном восстании, возглавляемом Махди Суданским.
Махди – означает Ведомый (Провозвестник) или Мессия. А поэтому и движение называлось махдистским.
Против самого Аллаха никто выступать не решился бы. Да и кто такое Аллах? Безликое, безтелесное божество, от имени которого можно распоряжаться народами. Иное дело пророки и толкователи. Они были живыми людьми. А раз так, то, могли заблуждаться и вводить других в заблуждение.
Вот их-то и можно было ниспровергать, или, как говорится в Коране «заменять другими.» Если богатых, практичных людишек пламя восстания настораживало (мятеж мог отнять нажитое за долгие годы), то не знавшую примеров истории голь перекатную ничего не пугало, потому что всякая перемена для них – только к лучшему. Во-первых, есть надежда, что при переделе что-нибудь перепадет и тебе. А повезет, то можно и в начальники выбиться. Как поют французы: «Кто был ничем, тот станет всем!»
При жизни Махди Суданского восстание ограничивалось территорией Судана.
Но после смерти Мессии, жар восстания стал обжигать пятки Египта. В 1885 году мятеж возглавил Абдаллах ибн аль-Саид Мухаммед – еще один Мухаммед в череде Мухаммедов. Лавры Мессии не давали арабам покоя.
Одни мусульмане убивали других, чтобы одержать верх в споре, кто больше любит Аллаха, кто ему преданней и кому, в действительности, ниспослал Господь свои откровения, а кто – исчадие ада, брат Сатаны, шельма и самозванец.
Это был теологический спор, как теперь говорят, – борьба амбиций. В свое время не мало подобных войн пронеслось по Европе. Не мало пролито крови.
Волны «исламских» истерик, превращающих нищий народ в безумцев, прокатывались от верховьев до дельты Нила. Толпе не нужны доказательства. Арабский язык полон магии, но едва ли толпа понимает язык, она его слышит, как глас провидения.
Сульфии (дервиши), объединенные в мусульманские ордена-«тарикаты», радениями доводили себя до экстаза. Собираясь в круг, они выкрикивали: «Ля илях илля-ллах» (нет божества кроме Аллаха). А затем, по команде шейха, ритмично повторяя «Алла!» начинали ходить по кругу. Радеющие с отрешенными лицами воздевали к небесам руки, а потом бросали их вниз, на ходу, приседая и поворачиваясь, то вправо, то влево. Таким образом, они обращались к Богу, который окружал их со всех сторон.
Некоторые, особенно рьяные, раздевшись до пояса, призывая Аллаха, били себя по спине и плечам цепями. Темп нарастал. Движения становились все резче. Наконец, обессилев, один за другим они валились на землю. Но и там их тела продолжали содрогаться в конвульсиях обожания.
Ранний ислам, по словам Александра, не знал радений. Они явились из Африки. Библия и Коран – чересчур сложны для неразвитого сознания. Обычные проповеди требуют невыносимого напряжения мысли. Для доведения толп до самозабвения лучшим средством были «каннибальские» танцы. Вспомните, полуязыческие клоунады перед костром инквизиции.
С пониманием языка ко мне пришло ощущение боли, ибо все здесь больное.
Тяжко стоять в стороне, когда видишь причину несчастья и чувствуешь, что не можешь помочь.
Египет – часть мира моей Королевы, моей Бесс, моего крошки-сына. К этой стране отношусь, как к больному (возможно, неизлечимо больному) ребенку.
В студенчестве увлекался театром и боксом – теперь пригодилось: могу ходить, одеваться, молиться… даже сморкаться, как коренной житель Нила. Настоящий «Арабский язык» – белокаменный храм среди мазанок-диалектов. В быту достаточно знать двести, триста, от силы тысячу слов. Изучить их, если взяться серьезно, не составляет труда.
Я взялся и изучил. Главное, чтобы в речи присутствовал дух (поэтический строй) языка, – тогда не примут за попрошайку не сочтут соглядатаем.
Знание языка здесь не навык – искусство. Я владел уже несколькими смежными диалектами и языками, распространенными на территории государства.
Научившись менять свою внешность, я не узнанный, бродил по столице.
Город бурлил. Чиновники продавались и предавали хедива. На сборищах они выступали против Владыки, а ему, опуская глаза, клялись в верности.
Поговаривали, что новый Суданский Мессия – Абдаллах ибн аль-Саид Мухаммед уже проник в Египет и вербует себе сторонников на площадях городов.
На стороне хедива оставались интеллигенция и офицеры, не ждущие ничего хорошего от истерий.
Правитель метался, как загнанный зверь, искал совета и помощи у Британского консула.
