СПАРТАК /громогласно/. Опять распускаешь слюни!
АЛЕКСАНДР. Когда так кричат, у меня все сжимается: кажется, вот сейчас… ударят в лицо.
СПАРТАК /смеется/. Говорят, Вседержитель, надумав однажды возвысить людей над скотами, решил, от щедрот своих, осчастливить двуногих способностью воображать… Но «подарочек» почему-то возьми, да примись «рисовать» Конец Света — так красочно и с такими детальками, что у несчастных «поехала крыша»! /Хохочет./ Тогда Господь сжалился и даровал людям СЛОВО, чтобы отвлечь от тоски…
АЛЕКСАНДР. Разве СЛОВО дано, чтобы лгать!?
СПАРТАК. В словах нет ни правды, ни лжи. Но расставленные в нужном порядке они защищают НЕТЛЕННЫЕ ИСТИНЫ от досадных случайностей!
АЛЕКСАНДР. Это ЛОЖЬ боится случайностей, чаще всего из-за них выплывая наружу.
СПАРТАК /весело/. Умница! /Раздаются грохот и скрежет. АССИСТЕНТЫ проносятся стайкой по галерее справа налево. Потом — тишина. Только слышно, как где-то падают капли./ Проклятье! Черт бы побрал эту рухлядь! Как чувствовал!
АЛЕКСАНДР /с тревогой/. Авария?
СПАРТАК. Да! Опять транспортеры заклинило! Ни дня — без поломки! /Направляется следом за АССИСТЕНТАМИ./ АЛЕКСАНДР. Постойте! /Показывает на носилки./ А как же быть с раненым?
СПАРТАК. Ты подожди меня здесь. Я — не долго.
АЛЕКСАНДР. А можно мне — с вами?
СПАРТАК. Там некому будет смотреть за тобой, — обязательно влезешь куда не положено… Лучше ступай в канцелярию (за подъемником — первая дверь). /Показывает./ Там не заперто. Почитай протокол (он лежит на столе)… А я мигом — туда и обратно! /Удаляется влево./ АЛЕКСАНДР /склоняется над носилками/. Он едва дышит. И я тут бессилен. /Бредет по галерее вправо./
Сцена на миг погружается в темноту, а затем перед нами — снова гостиная, в доме палеонтолога. Сам Александр, в белой накидке и касочке, стоит у окна. Между ним и стеклянной дверью в детскую — Анна. Сцена подернута дымкой.
АННА. Ты хотел меня видеть?
АЛЕКСАНДР. Все время хочу!
АННА. Не ты ли мне говорил о своем «суверенном пространстве»?
АЛЕКСАНДР. В нем пусто… когда тебя нет.
АННА. Но ты возбужден… Похоже на нервный подъем… Неужели — победа?!
АЛЕКСАНДР. Просто, мы были правы.
АННА. Кто — «мы»?
АЛЕКСАНДР. Я, Спартак… Нет, скорее, Спартак и его ассистенты… Потом уже — я.
АННА. Было страшно?
АЛЕКСАНДР /опускает голову/. Не надо об этом…
АННА. Спартак над тобой потешался?
АЛЕКСАНДР. Подбадривал…
АННА. То есть… хамил?
АЛЕКСАНДР. Это несправедливо! На шахте — проблемы: есть раненый, отказал транспортер… Но зато результат… Мне такой — и не снился!
АННА. «Не снился!?» Что с тобой делать? Хочу любоваться… и не могу сдержать слез! Обожаю… но умираю от горя! Зачем ты… «пришел»?
АЛЕКСАНДР. Успокойся…
АННА. Боже мой, я живу, как дурная трава… Люди молятся на святые иконы… А я… — на тебя! Понимаю, ты здесь — неспроста… Тебе выпала «миссия»… Выполнив, ты нас покинешь!
АЛЕКСАНДР. Опять за свое!? Ты не рада успеху?
АННА. Прости… Тут замешан Спартак. /Удаляется в детскую./ АЛЕКСАНДР. Погоди! Анна, стой! /Пытается догнать АННУ./ Что ты знаешь о нем? Ай! /Неожиданно, падает. Свет на мгновение гаснет. И снова на сцене шахтная галерея. АЛЕКСАНДР лежит, споткнувшись о ступеньку перед крайней дверью справа. На полу блестит выпавшая при падении небольшая вещица. Корифей потирает ушибленный лоб./ Ты уже здесь, моя шишечка?! Мы друг без друга не можем! /Подбирает выпавший предмет, прикладывает ко лбу, затем подносит к глазам./ Его подарочек! Сдал сигареты, а зажигалку оставил, — вполне в моем духе. Как тянет курить! Скорей! Поднимайся! Ступай, подпиши протокол и — наверх! /Встает, прячет в карман зажигалку, толкает ближнюю дверь./ Кажется, здесь канцелярия… /Вновь слышится шум работающего транспортера./ Заработал! Прекрасно! /Дергает ручку. Дверь не подается./ Он сказал, тут открыто… Да что я, — совсем обессилил!? /Яростно наваливается на дверь, и та неожиданно распахивается./ Ну и двери у них!? /Исчезает в проеме./
Звучит сирена. Слева появляется СПАРТАК с АССИСТЕНТАМИ.
СПАРТАК /шагая мимо носилок, поддает их ногой/. Кончаем валяться!
АССИСТЕНТЫ /вторя СПАРТАКУ и хихикая/. Кончаем! Кончаем! А ну поднимайся! Эй ты! Хватит спать!
СПАРТАК приближается к двери, за которой исчез корифей и, подбоченясь, ждет. Сирена смолкает. Доносится стон АЛЕКСАНДРА. И вот уже сам он в проеме — несчастный, раздавленный горем.
АЛЕКСАНДР /приближается к СПАРТАКУ/. Какое несчастье, Спартак! /Уткнувшись в грудь изыскателя./ Я вам так верил! Что вы наделали!?
СПАРТАК. Горюшко наше! Я же сказал: «…за подъемником — первая дверь…»! Что тебя понесло во вторую?
АЛЕКСАНДР. Простите… Но я бы тогда ничего не узнал!
СПАРТАК. А ты стал счастливее… от того что узнал?
АЛЕКСАНДР с ужасом наблюдает, как «раненый» снимает с себя «окровавленные» бинты, складывает и приставляет к стене носилки, надевает серую каску и, одернув накидку, присоединяется к компании АССИСТЕНТОВ.
АЛЕКСАНДР. Что такое!? Безумие! Как вы могли!?
СПАРТАК. Что? Еще не дошло?!
АЛЕКСАНДР /показывает на голову/. У меня теперь все тут смешалось… Как будто я сплю…
СПАРТАК. /громогласно/. Инспектор! Проснись! Ты свершил вероломство, вторгшись в нашу «святая святых» — «коацерваторию»!
АЛЕКСАНДР. «Коацерваторию»!? В остроумии вам не откажешь. /Кивает назад./ Действительно, я там видел, как механизмы готовят породу: толкут, с чем-то смешивают, а потом… /Переводит дыхание./ А потом автоматы как пирожки «выпекают» поделки «коацерватных следов»… которые вы нанесете на стены и будете выдавать за находки! Простите… Мне так горько сейчас!
СПАРТАК. Ах, «Горько»!? Так послушай меня! В жизнь мы приходим за праздником — ярким, звенящим, хмельным! А что получаем? Прекрасный…да нет — несравненный, пробует силы везде и повсюду — с успехом! А Некто, рожденный на свет непонятно зачем, без малейшей надежды, сидит и долбит в одну точку. Все время — в одну! И хоть все, что он может — так это с испугу наделать в штаны… выясняется: именно он — корифей! Он — вершина! О нем говорят! Им гордятся! Он — «инспектор корректности»! «Гений»! И «равные шансы для всех» оборачиваются несправедливостью для подобного ЧУДУ! Тот, кому предначертано стать повелителем Жизни, становится вдруг ее пасынком! Соображаешь?
АЛЕКСАНДР /несколько успокаиваясь/. Бог знает, что вы говорите! Неужто завидуете!? А я вот… гордился дружбою с вами…
СПАРТАК. Мозги-то куриные!
АССИСТЕНТЫ /хихикают/. А вернее цыплячьи… Конечно, цыплячьи! Цыплячьи! Цыплячьи!
АЛЕКСАНДР. За что вы меня обижаете?
СПАРТАК. Ах, извини!
АЛЕКСАНДР. Нет! Не верю, что это серьезно! Помню вас молодым балагуром, спортсменом — самим воплощением древней банальности про «здоровое тело и дух».
СПАРТАК. Ну а ты — все такой же слюнявый… Разве только упрямства прибавилось.
АЛЕКСАНДР. При чем здесь упрямство!? Эта ваша «коацерватория»… Извините, на что вы
