щекам. «Носильщик» отдернул голову и захлопал глазами.
— Чего вы боитесь? — спросил Каминский. — Вы, кажется, собирались делать добро?
— Я уже тут кое-что сделал… — вымолвил шеф, указывая на приходящего в чувство «носильщика». — Но мне еще хочется жить.
Спустя час, когда экипаж корабля уступил место в трюме «косяку хроноястребов», Левушка зашел к капитану, вернуть «генератор». Он нажал красную кнопочку и убедился, что вибрация кончилась.
— Я выключил, можешь не проверять, — сказал музыкант.
— Левушка, милый, — ответил Ермак, принимая коробочку и доставая из шкафа тарелку, — сегодня я убедился, какой ты великий артист!
— Утром ты это уже говорил — напомнил Каминский.
— И опять повторю! — продолжал капитан, отвинчивая крышку прибора. — Когда, казалось, уже ничего не могло нас спасти, ты явился к нам в трюм, и я понял: мы спасены!
— Еще бы… у нас — генератор, — сказал музыкант и вскрикнул. — Зачем ты ломаешь его!?
— Я ничего не ломаю. — смеялся Ермак, высыпая в тарелочку бурую массу.
Каюта наполнилась ароматом.
— Левушка, ты настоящий художник! Ты был убедителен, потому что сначала смог убедить сам себя… — говорил капитан, ставя крышку на место. — Принимай наш подарок! А знаешь, маэстро, что ты держишь в руках! На последнем межгалактическом конкурсе эта кофейная мельница принесла мне Гран При!
ЗВОН
Скала поднималась в тумане над цепью пологих холмов. Неяркое местное солнце серебрило ее зубчатую вершину. У подножия собирался мрак. Это зловещее место облетали даже барашки тумана, а ручеек лавуриновой кислоты, пробегая, будто в страхе тихо повизгивал. Сгущение тьмы в основании вертикальной стены было входом в пещеру. Другого названия не нашлось для самой планеты — непригодной для жизни, известной только страшной этой дырой, притягивавшей романтические души, как огонь — мотыльков.
На планете, независимо друг от друга, работало две маленьких группы: астромаяк и планетологическая станция — каждая со штатом киберспециалистов и всего одним человеком во главе.
Людей присылали сюда регулярно, но так получилось, что эти должности чаще всего пустовали. В зону исследований галактики попадала исключительно молодежь. «Загадка века» — так назвали пещеру — не давала покоя, манила и, как молох, требовала новых жертв… Первым обычно исчезал планетолог. Потом на поиски уходил человек из астромаяка… Не возвращался никто.
В волнении Дмитрий стоял у скалы, отвернувшись от черного зева. К этой минуте планетолог готовил себя много дней. Сейчас он отгонял воспоминания о недавнем разговоре с матерью: они нарушали состояние окрыленности, которое испытывал юноша перед «вступлением в подвиг». Однако совсем не думать об этом не мог… Полгода назад, закончив факультет планетологии, Дмитрий получил назначение на Пещеру. Это была его первая самостоятельная работа. Он гордился ею и поэтому без особой радости встретил весть о том, что заведующим астромаяка назначена мама. Однако в день прилета ее он был искренне рад встрече. Три дня спустя, она пожаловала к нему в гости «для серьезного разговора». Дмитрий догадывался о чем будет речь и, понимая, что разговора не избежать, решил не обманывать ложными обещаниями, а постараться не раскрывать своих планов.
Он начал первый с вопроса: «Мама, ведь ты занималась «Нераспространяющимися излучениями»… Почему же ты бросила изыскания?» — С чего ты взял, что я бросила?! — удивилась мать. — Просто работа — на новой стадии… Дима, скажи, для чего ты опять говоришь «Нераспространяющиеся излучения»? Тебе же известно, что эта фраза — абсурдная выдумка репортеров! Зачем ты меня обижаешь, повторяя за ними чушь?
Со стороны мама была похожа на девочку с золотыми локонами. Такой он помнил ее всегда, а после гибели папы чувствовал: ее теперь не покидают мысли, что она может потерять и его. Но сейчас, извиняясь за неудачное слово, он думал с досадой: «Родителям кажется, то, чем они жили когда-то, сохраняет значение и сегодня… Но у нас своя жизнь, и то, что сегодня имеет значение, видится нам куда лучше, чем предкам. Естественно, они нуждаются в нашем внимании… Но я люблю и уважаю маму только как мать и не желаю в ней видеть ученого, корпевшего над каким-то нелепым и не нужным никому генератором: мне это просто не интересно. Чтобы в жизни чего-то достичь, надо прежде всего уважать свой талант, не упуская возможности его проявить.
— Ладно, не будем касаться моей работы, — сказала мама. — Я хотела спросить, ты еще не забыл, где погиб твой отец?
— Не забыл, — ответил Дмитрий. — Я не случайно добился сюда назначения. Ведь его поглотила Пещера… Как многих. Биоанализ показывает, что в глубине не осталось и признаков живого белка: все погибли!
— По своей же вине! — с горечью оборвала его мать. — Исследование пещеры никогда не входило в обязанности планетологов. Существует указ, запрещающий планетологам приближаться к этому месту. В зоне уже не хватает специалистов, а народ продолжает гибнуть по собственной глупости!
— Мамочка, — думал Дмитрий — ты не учла, что когда не хватает специалистов, этих запретов никто не боится. За нарушения никого не снимают… Разве что пожурят.
— Неужели, — сказал юноша вслух — ты добивалась этого назначения, чтобы иметь возможность читать мне нотации?! Это моя первая работа! Ты должна верить, что со мной ничего не случится!
Она улыбнулась и тихо сказала: «Боже, как ты стал похож на отца… Улетая, он всегда говорил: «Со мной ничего плохого случиться не может.» Кстати, перед отлетом сюда, я слышала что для исследования Пещеры готовится комплексная экспедиция. Кроме людей в ее состав будут входить универсальные киберспелеологи…» Мать глядела сыну в лицо, ждала, что он скажет. Но юноша отвернулся и промолчал. Он-то знал, что при существующей нехватке кадров всякое упоминание о комплексной экспедиции в Пещеру уже давно стало восприниматься как шутка.
Неожиданно мама перевела разговор и молодым звонким голосом спросила:
— Ты не скучаешь здесь по Земле?
— Есть немного, — ответил сын.
— Ты наверно уже забыл, — продолжала она с улыбкою, — как весной в течение дня одуванчики сбрасывают золотые локоны и дружно распускают по ветру свои серебристые кудри?
— К чему эти сентиментальности? — думал Дмитрий с досадой. — Наука увлекает нас в бездны времен, несоизмеримые с продолжительностью одной жизни. Нельзя терять ни минуты, надо успеть за короткую жизнь раскрыть хоть какую-то тайну!
— Мы живем в нетерпеливое время, — сказала мама, угадав его мысли, — поэтому каждый шаг обходится нам так дорого! Она хотела добавить что-то еще, но только закусила губу и направилась к выходу.
Дмитрий чувствовал, как сердце сдавило от жалости к матери. Хотелось ее удержать… Но он ничего не сказал и позволил ей улететь.
Прошло шесть дней. Сегодня, перед вылетом к Пещере, Дмитрий впервые после неприятного разговора вызвал на связь астромаяк. Он сам не знал, о чем будет говорить. Просто хотелось услышать ее голос. К аппарату подошел кибер-заместитель и доложил, что мама три дня назад вылетела на инспекцию филиалов маяка.
Юноша вздохнул с облегчением.
