КАНТ. Я признаю кротость нравов… Но кротость ума отношу к наказанию божьему за беспутную жизнь.
Слышен приближающийся цокот копыт.
ЯНУС. Фельдъегерь!
Стук копыт обрывается. Появляется гонец в форме офицера прусской армии.
ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ. Прошу прощения, Господа! Принцессиненштрассе — это здесь?
ДИОНИС. Вы на верном пути.
ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ. Не будете ли так любезны, указать дом ректора здешнего университета — профессора Канта?
ЯНУС. Вот этот дом!
КАНТ. Господин офицер, я — тот человек, который вам нужен. С кем имею честь…?
ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ. Фельдъегерь Его Величества Короля Пруссии! Господин Кант, вам — конверт с высочайшим посланием! Примите и распишитесь! /Передает КАНТУ конверт и уведомление для подписи./ КАНТ /расписывается и возвращает уведомление/. Пожалуйста.
ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ. Желаю здравствовать!
КАНТ. Всего наилучшего!
Отдав честь и щелкнув каблуками, ФЕЛЬДЪЕГЕРЬ удаляется.
КАНТ. Прошу прощения, господа. Мне — пора. Я должен ознакомиться с почтой…
Слышен удаляющийся цокот копыт.
ДИОНИС. Господин ректор, позвольте избавить вас от хлопот с конвертом: я знаю, что там — в послании.
ГИППЕЛЬ. Вам не кажется, что вы лезете в чужие дела?
ДИОНИС. «Чужие»!? Может быть, для меня это — кровное дело!
КРАУС. Это уж слишком! Послушайте, вы! Культурные люди так себя не ведут!
ДИОНИС. «Культурные»?! Черт побери! Растолкуйте, что вы хотите этим сказать!
КАНТ /спокойно/. Извольте… Я думаю, что «культура» — не столько умение обращаться с салфеткой… сколько привычка доброжелательно мыслить, потребность души в объяснении МИРА. Придя нам на помощь, однажды, «культура» благословила Религии… И она же, даст Бог, нам позволит дожить до поры, когда уже не понадобится лицедейство служителей культов…
ДИОНИС. «Лицедейство служителей культов»!? Как вы их — лихо, профессор! Кстати, об этом как раз говорится в послании…
ГИППЕЛЬ. Шли бы вы лучше своею дорогой, господин Дионис!
ДИОНИС /усмехаясь/. А где же хваленая «доброжелательность мысли»?
КАНТ. Успокойтесь, друзья, разве вам не занятно, что он может сказать?
ДИОНИС. А коли занятно, так слушайте! /Торжественно вещает./ «Наша высокая персона — обращается к вам Король Пруссии Фридрих Вильгельм, — с большим неудовольствием замечает, что вы, господин Кант, пользуетесь своей философией для искажения и унижения главных учений Святого писания и Христианства… Я вынужден предупредить, что, в случае продолжения названных выше деяний, относительно вас будут сделаны необходимые выводы.» ГИППЕЛЬ. Ложь! Он придумал это, чтобы…
КАНТ. Спокойно. По-моему, ему есть что добавить…
ДИОНИС. Добавлю, что, наконец-то… министр фон Зайдлиц, уходит в отставку! И вам придется униженно льстить королю! Это все! А теперь что вы скажете?
КАНТ /тихо/. А теперь я скажу… Если Церковь, пользуясь святостью или монархия, пользуясь властью, хотят быть вне критики… они лишаются уважения Разума. Служение сильным мира сего не стоит связанных с ним унижений… Если только не требуют этого высшие цели.
ДИОНИС. Ах, «высшие цели»! Так я и думал! Роль мученика, увы, — не для вас! Будь на вашем месте другой, история немецкой науки была бы куда величественней!
КАНТ. Величественные жесты требуют времени… А у меня его нет.
ДИОНИС. Вот как!? И, может быть, вы даже счастливы?
КАНТ. Может быть…
ДИОНИС. Что за штука такая — «стариковское счастье»?
КАНТ. Внутренняя свобода, позволяющая понимать других.
Снова бьют городские часы.
ЛАМПЕ /появляясь из дома/. Господин, прогулка окончена!
КАНТ. Прошу прощения, мне пора.
КРАУС. До свидания, учитель!
ГИППЕЛЬ. До свидания!
КАНТ. Что ж, друзья, всего доброго!
ДИОНИС /ухмыляясь/. До скорой встречи, господин Кант!
ЯНУС. Мы не прощаемся!
Все кроме ЯНУСА и ДИОНИСА покидают сцену.
ДИОНИС /ЯНУСУ/. Забавно, что, ратуя за долгожительство, он загоняет себя в «крысоловку». Я уже вижу, как в старости Кант одиноко бродит по городу, говоря сам с собой и пугая девиц…
ЯНУС. «За что боролся, на то и… « ДИОНИС. Нет! Этого мы не допустим! Даже он не заслуживает такого финала!
ЯНУС. Нам придется его выручать?!
ДИОНИС. Придется… Хоть он не стоит того.
ЯНУС. Что для этого нужно?
ДИОНИС /зловеще/. Для этого, Янус… у нас все готово!
Свет гаснет, а когда зажигается снова, на сцене — набережная реки Прегель. Стена собора, уходящая ввысь. Вдали — панорама Кенигсберга, очертания замка. Справа — балюстрада набережной. Слева, у восточной части соборной стены — строительные «козлы», блоки, горизонтально подвешенная на канатах плита. Издалека доносятся звуки флейт и походных барабанов. Подавшись вперед и плотно прижав к бедрам руки, появляется ДИОНИС. За ним — ЯНУС. За ЯНУСОМ — толпа людей в серых плащах с наброшенными на головы капюшонами. Вечерняя заря. Первые звезды.
ЯНУС. Дионис, все готово!
ДИОНИС /сложив на груди руки, смотрит куда-то в даль/. Пусть введут!
ЯНУС /в толпу/. Давай сюда его! Живо! /Двое верзил заносят и ставят в центре сцены носилки./ Он тут, Дионис!
ДИОНИС. Привели? /Оборачивается и, видя лежащего на носилках связанного КАНТА, бросает на ЯНУСА испепеляющий взгляд./ Кретин! Если он только… Ты мне заменишь его!
ЯНУС. Сам же приказывал «вправить мозги»!
ДИОНИС. Молчать!
ЯНУС /кричит в толпу/. Воды! /Опускается на колени перед носилками, дрожащими пальцами развязывает КАНТА. Фигура в плаще приносит пенящийся бокал./ Болван! «Воды» — а не пива! /Фигура в плаще убегает. ЯНУС сдувает пену, отхлебывает из бокала./ Сойдет… /Льет жидкость на голову и грудь КАНТА, приподнимает лежащего, прикладывает к его губам бокал./ Выпей глоточек… /КАНТ делает глоток./ Умница! Теперь отдохни… Ну, поругай меня, назови, если хочешь, «скотиной»… только не торопись… на тот свет!
КАНТ /через силу/. Ей Богу… они меня с кем-то спутали…
ЯНУС. Канальи! Могли бы и — поаккуратней… Выпей глоточек еще — полегчает. Божья роса.
КАНТ /отпивает еще, морщится/. «Божья»?! Случайно, ваш Бог не приходится сыном… ослу? /Приподнимает голову./ Янус, где я? Что происходит?
ЯНУС. Так… Небольшая тусовка…
КАНТ /приподнимается на локтях/. Янус! /Тревожно./ Что со мной будет?
ЯНУС /смеется/. Тебе — «крышка»! Вон, погляди! /Указывает на висящую плиту./ А под крышечкой — гнездышко… новый ректорский «кабинетик»! /Как бы взрываясь./ Вечно интеллигенции достается все новенькое!
КАНТ. Готов… поменяться.
