видно, что это не треугольник, а конус.
– У меня стереовизоры, – пояснил Старик. – На этот раз я готов ко всяким случайностям. Все, начиная от наблюдения, и кончая…
Он не договорил. Какой-то из приборов привлек его внимание. Игорь воспользовался паузой.
– Как это произойдет?
– Да, скорости уравнялись. Что?
– Нет, нет.
– Вы спросили?
– Я все же хотел бы вам помочь.
Он и в самом деле очень хотел. Человек может интересоваться или не интересоваться делом, но когда тут, рядом, другой человек делает что-то, чему посвятил десятилетия, не помочь ему просто нельзя…
– Ну… сядьте за контрольный пульт, что ли. Следите, чтобы генераторы не вышли из режима. И приглядывайте за двигателем.
Затем Старик проворчал что-то под нос. Игорь разобрал лишь: «Автомат есть автомат, но и человек…» Очевидно, командир оправдывался перед самим собой в том, что к управлению оказался по-настоящему допущен посторонний. Игорь повернулся и стал смотреть на экран.
– Теперь не вертитесь.
– Мне не видно.
– У вас над пультом малый экран. Включите. Снизу, снизу берутся за эту рукоятку, а не сверху! – Старик выкрикнул эти слова, и в голосе его прозвучала чуть ли не ярость. Только теперь Игорь понял, до какой степени напряжены нервы капитана. Больше не оборачиваясь, Игорь стал по своему экрану следить, как приближались Черные Журавли.
Наступали решающие минуты. Конус на экранах уже распался на отдельные пятнышки. Ничем не связанные одно с другим, пятнышки летели, как будто раз и навсегда закрепленные в этом необъяснимом коническом строю. Они росли все быстрее, расстояние до них сокращалось. Щелчки в рубке слились в трель, светлые линии на шкалах дельта-индикаторов заплясали бешеный танец.
– Внимание… – высоким, протяжным голосом прокричал Старик.
Игорь задержал дыхание. Потом ему не хватило воздуха, и он, широко раскрыв рот, шумно вдохнул. И в этот миг Старик резким движением – тем движением, ожидание которого, наверное, не раз во сне сводило ему руку судорогой, – двинул красный рычаг вперед.
Игорю показалось, что кто-то схватил его за горло, сильно ударил в грудь, в живот, на голову обрушилась тяжесть. Это антенны ловушки выбросили, разряжая конденсаторы, первую гигантскую порцию дельта-квантов. На шкалах расположенных перед Игорем приборов стрелки дрожали, а иногда начинали широко раскачиваться, описывая плавно-резкие кривые, как топор над головой дровосека. Приборы, требующие в этот момент наибольшего внимания, вспыхивали, наливаясь то синим, то красным огнем, уследить за ними было трудно.
Приборы лихорадило: дельта-поле ловушки уже вступило во взаимодействие с полем Журавлиной стаи. Стрелкам оставалось продвинуться вправо еще на четверть шкалы, чтобы показать наконец такое соотношение мощностей, при котором можно было бы с уверенностью полагать, что поле хотя бы одного из Журавлей не только нейтрализовано, но и преодолено, загнано далеко вглубь, и что теперь можно начинать торможение, и Журавль этот, вырванный из строя, послушно затормозится вместе с кораблем. В этом и состояла задача – задержать, вырвать, увлечь, отбуксировать, и уж тогда, ни на минуту не ослабляя мощности ловушки, исследовать и понять – что же это, в конце концов, такое… И стрелки двинулись в эту свою последнюю четверть, а взгляд Старика словно бы подгонял их. Но, видимо, этой поддержки было недостаточно: движение стрелок становилось все медленнее, все труднее давался им каждый последующий миллиметр шкалы. Старик повернул регулятор, отдавая ловушке последние мощности, по телу корабля пробежала дрожь от заработавших на пределе генераторов. Стрелки едва заметно, но все же поползли вправо, и Старик облегченно вздохнул.
Но уже через секунду пальцы его сжались в кулаки.
Стрелки остановились. Какое-то мгновение очи дрожали на месте, словно колеблясь, словно раздумывая, продолжать ли путь. И наконец, стремительно рванулись, промелькнули в прыжке – но не вправо, а влево, к нулевым ограничителям. Одновременно другие приборы показали, что силовые линии поля ловушки, до сих пор как бы сжатые сопротивлением поля Журавлей, внезапно перестали ощущать это сопротивление, как если бы поле Журавлей – а следовательно, и они сами – вдруг исчезло.
Это было необъяснимо, но в первый миг думать об этом не пришлось. Корабль завибрировал, и какую- то долю секунды казалось, что он разлетится, рассыплется, рассеется, превратится в лом, в горсть осколков, в кванты. Это дельта-генераторы внезапно лишившись нагрузки, развили угрожающее число оборотов. Контрольные приборы на панели Игоря вспыхнули, как красные глаза ужаса. Игорь еще не успел найти слов, как Старик повернул регулятор, скачком уменьшая мощность, чтобы автоматы защиты не отключили генераторы совсем. То, что люди увидели на экране, заставило их на секунду разувериться в реальности происходящего: скорость сближения Журавлей с кораблем стремительно уменьшалась.
Недоумевая, Старик бросил взгляд на интегратор; не могло ведь случиться, что его корабль самопроизвольно увеличил скорость и стал уходить от Журавлей. Нет, конечно, этого не произошло.
Но тогда оставалось только одно: предположить, что ход замедлили Журавли. Замедлили сами, потому что ловушка не могла затормозить весь конус до такой степени. Это понял даже Игорь.
События перевалили через грань разумного. Небесное тело, из чего бы оно там ни состояло, не может самопроизвольно менять скорость и направление движения. А тут…
На экране было ясно видно, как, секунда за секундой, конус отклонялся от прямой. Объяснить это можно было лишь неполадками в дельтавизоре, предположив, что Журавли каким-то образом подействовали на него своим полем, и аппараты начали давать искаженную или вовсе неверную информацию. Значит, на них нельзя было полагаться. А на что можно?
Правда, такое объяснение могло удовлетворить разве что Игоря. Старик же, знающий мощность и устойчивость своего защитного поля и надежность аппаратуры, лишь мельком подумал о такой возможности и тут же отбросил ее, как не заслуживающую внимания. Он понимал, что, когда события выходят за пределы того условного круга, в котором, по нашему мнению, заключается разумное, то это означает не крушение разума, а лишь маленькое отступление перед большим шагом вперед. Журавли отклонялись. Необходимо было набросить невидимую сеть хотя бы на одного из них; теперь Старик был уверен, что изучение этого явления даст даже больше, чем он ожидал до сих пор. Журавли уменьшили скорость – значит, замедлить полет следовало и кораблю. Это было очень просто.
Старик вытянул руку, и средний палец его лег точно на клавишу. Перегрузки будут немалыми. Но он привык и не к таким. Команда двигателям!..
Но что-то помешало ему (нажать клавишу. Он покосился вправо – туда, где сидел Игорь, – и в светлых глазах Старика зажглась ненависть.
14
Как это нередко случалось с ним, Старик опять забыл, что на корабле их двое. Теперь он вспомнил и проклял судьбу, вопрошая неизвестно кого, сколь же долго придется ему расплачиваться за одну, казалось, незначительную ошибку: за то, что он взял с собой в полет этого мальчишку.
Он не думал сейчас обо всех мелких неудобствах и разочарованиях, связанных с этим обстоятельством. Он думал о главном: о том, что мальчишка не привык выносить перегрузки, намного превышающие пассажирские. Он мог просто не выдержать.
Одним своим присутствием мальчишка отнял у корабля половину возможностей, половину мощности. И ничего нельзя было поделать. Некуда его спрятать. Корабль этот не приспособлен для слабых.
Конечно, мальчишка, быть может, и не погибнет. И, безусловно, участие в испытательной экспедиции связано с риском… Наконец, Старик мог просто не подумать обо всем этом в решающий миг. Кто же мог знать, что в трудный полет пускают таких…
Старик отмахнулся от этих мыслей. Мальчишка здесь, любить его за это нельзя, но придется примириться.
Старик порывисто вздохнул. Он не снял пальца с клавиши, но левая рука его поднялась и легла на сектор управления тормозными. Она отвела сектор назад, заранее уменьшая мощность, которую должны
