– Погодите задавать вопрос. Это тоже военная задача. Но вы еще не сообщили мне, каков радиус разворота каждой собаки и каждого волка. Без этих данных задача не имеет решения.
Геллер застыл с открытым ртом. Затем он обхватил лицо руками и захохотал мелким старческим смехом.
– А ведь действительно вы правы, Леонор. Все, что о вас рассказывал капитан Коллар, – сущая истина.
– Ваши волки – это бомбардировщики противника. Овчарни – военные объекты. Собаки – ваши истребители.
– Совершенно верно, точно, мой мальчик. Разреши тебя обнять. Ведь за всю свою долгую жизнь я впервые вижу такое существо, как ты! Даже не верится, что в Европе могло такое родиться…
– Не в Европе, господин Геллер, а в Японии.
– Где??? – переспросил Геллер.
– В Японии. Точнее, в Нагасаки. Помните, вы сбросили там атомную бомбу. В этот момент я был в утробе своей матери.
Геллер подошел к небольшому шкафу, открыл стеклянную дверцу и извлек из нижнего отделения бутылку коньяка. Он поставил одну рюмку перед Леонором, вторую перед собой и налил.
– Пейте, – сказал он, проглатывая свою порцию.
– Спасибо. Я не пью, – ответил Леонор.
– Не пьете?
– Нет.
– Почему?
– А почему вы пьете? Вы ведь знаете, что это вредно. Особенно для вашего мозга. Он работает правильно тогда, когда не отравлен.
Геллер поморщился. Затем налил еще одну рюмку. Леонор не спускал с него глаз. После четвертой рюмки ученый подошел к юноше и сказал:
– Я вас беру. Беру к себе. Вы дьявольски умная бестия… Черт знает! Откуда только такие, как вы, появляются…
– Вы пьяны, – холодно заметил Леонор.
– Совершенно верно, мой мальчик. Точно. Я пьян. Я хочу быть пьяным, потому что я устал…
– И вам доверяют решать важные научные проблемы? – удивленно спросил Леонор.
– То есть как это – доверяют? – переспросил Геллер.
– Если человек отравляет свой мозг алкоголем, а вы это делаете, господин Эдвард Геллер, он не в состоянии правильно решать серьезные проблемы. А если ему поручать решать задачи, от которых зависят судьбы народов, то это преступление со стороны тех, кто ему дает такое поручение, и преступление с вашей стороны.
– Но-но-но! – произнес Геллер и погрозил Леонору пальцем. – Не умничайте. Я старше вас в два с половиной раза.
– Тем хуже. Значит, вдобавок у вас еще и склеротический мозг. Я просто не понимаю, как можно расчеты политических и военных акций поручать пьющим склеротикам!
– Замолчите, вы, – зашипел Геллер и, налив подряд еще две рюмки, выпил их залпом.
IV
Вдоль реки над головой то и дело проносились электровозы, обдавая прохожих горячим зловонием. Внизу и вверху сигналили автомобили. Был влажный бесцветный осенний день.
– Тебе нравится у нас? – спросил Эрнест Холл.
– У вас, как и у нас, – невозмутимо ответил Леонор.
– Я никогда не был в Европе, но мне рассказывали, что там очень красиво. Во всяком случае там еще не научились загаживать города, как у нас.
Леонор поднял воротник плаща.
– Ты, Эрнест, говоришь так, будто Европа тебя и впрямь интересует.
– А тебя?
Снова над головой пронесся поезд. Леонор на мгновенье остановился и посмотрел ему вслед.
– Двигатель дрянь, – сказал он.
– Это всем известно, – перебил его Эрнест. – Так как же насчет Европы?
– А какая разница! Я вспоминаю наш маленький городок, директора Штиммера и нашу гимназию. Смешно, право!..
– Смешно? Послушай, почему ты корчишь из себя этакую бесстрастную скотину? Ведь это довольно противно.
Леонор остановился и пристально посмотрел на своего спутника.
– Холл, если ты действительно хочешь, чтобы мы дружили, давай не будем болтать о чепухе. В конечном счете, если судить по вашим стандартам, я веду себя отлично.
Они спустились с моста и пошли по набережной. Теперь было хорошо видно, какой грязной была вода в реке.
– В Америке был такой ученый, Ленгмьюр. Он первый доказал, что пленки масла на воде – это мономолекулярные пленки.
– Ну и что же? – с нескрываемым раздражением спросил Холл.
– Мы слишком мало знаем о мономолекулярных слоях. Мне кажется, что будущая теория материи должна представлять себе атомы и атомные частицы как разбухающие пленки, которые построены из частиц первоматерии.
Холл вдруг остановился и взял Леонора за руку.
– Послушай, дружище. У тебя когда-нибудь появляется чувство неудовлетворенности от того, что ты живешь и работаешь у нас? Тебя не тянет на родину?
Леонор улыбнулся.
– Нет.
– А у тебя не осталась там, в Германии, ну, скажем, любимая девушка?
– А что это такое?
Холл энергично сплюнул.
– Не притворяйся дураком. Ты, парень, знай. Что мы, американцы, можем шутить до поры до времени.
Леонор облокотился на гранитные перила.
– Мы американцы, мы европейцы, мы негры… Честное слово, Эрнест, я просто не понимаю, для чего все это говорится. Я не имею никакого представления о любви, и следовательно, никакой девушки у меня в принципе быть не может.
– Ты врешь!
– Я?
– Да, ты.
– Но, Эрнест…
– Леонор. До сих пор я знал тебя как умного парня. Никто никогда не сможет по достоинству оценить все то, что ты сделал для нашей фирмы. Я могу сказать тебе откровенно, что твои работы наши ребята изучают как какой-то особый курс. Это нас заставляет делать Геллер. Но… Но когда я увидел вчера девушку из Европы…
– Девушку из Европы? – спросил Леонор.
– Да. Ее имя Эльза. Она из твоего города, а ее отец совладелец фирмы, в которой мы работаем. Так вот, эта Эльза сказала, что она будет тебя презирать, если ты будешь продолжать свою деятельность у Геллера.
Некоторое время Леонор непонимающе смотрел на Холла, а после начал смеяться, все громче и
