привыкнет.
– Я же сказала – не надо! – еще сильнее разозлилась Виола. – Пусть меньше народу знает о том, что ты жива и здесь! А если Хохла выпустят? Тоже к Николаю его потащишь?
– Ну, вот как раз ваш-то дом и не внушает мне доверия, дорогая, – усмехнулась Коваль, подавая сыну конфету из вазочки. – Дом мэра – очень неудачное место для беглого уголовника, не так ли?
– Ерунды не говори! У нас в доме «крыс» нет!
– Это ни при чем. Вокруг вашего дома топчется много народа, я только это имела в виду. Егор, пересядь на стул, я покурю. – Она поставила мальчика на ноги, и он моментально забрался на высокую барную табуретку. – Нам придется сразу отсюда уезжать на всякий случай. Ты же понимаешь – чтобы изменить внешность Хохлу, его нужно ободрать с ног до головы. Я вчера посмотрела Вовины рисунки, и жуть меня взяла. Оказывается, я привыкла и не замечаю, а на бумаге это выглядит кошмарно.
Ветка вынула изо рта сигару и задумчиво смотрела на ее кончик. Она понимала, что Марина права в своих опасениях, однако и отпускать подругу не хотела. Они так редко виделись теперь, расстояние не позволяло. Правда, вряд ли Бес после того, как узнал, что Марина жива, будет очень уж возражать против поездок Виолы в Англию, и можно даже Алешку с собой брать…
– Мариш… ты подумай – ведь необязательно Женьке отсвечивать в городе, правда? – начала она вкрадчиво. – Посидит дома, не умрет. И мы бы с тобой побыли вместе подольше… и мальчики познакомились бы, а? Мариш…
Коваль затушила сигарету, улыбнулась и похлопала подругу по открытой разошедшимися полами халата коленке:
– Давай не будем торопить события, ладно? Поживем – увидим. Все равно мое дело не сделается так быстро, как бы мне хотелось. Так что я еще тебе надоем.
– Что за чушь? – возмутилась Ветка, перехватывая ее руку. – Как ты мне можешь надоесть?! Или Егорка – как?
– Ну, пошутила я, пошутила! Егорище, все, позавтракал? – обратилась Коваль к сыну, настороженно зыркающему глазенками в сторону крестной. – Хочешь, поедем в город?
– Да! – обрадовался он, спрыгивая на пол.
– Одни не поедете! – категорически заявила Ветка, беря телефонную трубку. – Алло, Ники? Через полчаса будь готов, возьмешь мой «Мерседес» и поедешь с Мэриэнн и Егором в город. Да, это все.
Марина поморщилась, и это не укрылось от внимательных глаз Ведьмы:
– Что-то не то?
– Мальчик решил, что просто обязан скрасить мне одиночество. Вчера морально убивал меня вызубренными танка, прикинь? – скривилась Коваль, вспомнив вчерашнюю сцену на балконе и горящие вожделением глаза Никиты.
– Ну, ты что хотела? – усмехнулась Виола. – Отвыкла со своим Хохлом от нормальных отношений и от того, что мужики на пол при виде тебя валятся.
– Вета, повторяю еще и тебе – мне тридцать восемь лет. Я хочу спокойно жить, без всех этих телячьих мужских восторгов. Хочу вот с ребенком по городу погулять – имею право?
– Дорогая ты моя, ты имеешь право на все, что захочешь, но с одной оговоркой – Ники едет с тобой. Я не желаю, чтобы с тобой или Егоркой что-то случилось. Не хочу объясняться с твоим отморозком Жекой – это обычно плохо заканчивается! – захохотала Виола, наливая себе очередную чашку кофе.
– Думай хоть иногда, что говоришь! – резко осекла ее Марина, указав глазами на Егорку, который смотрел на Ветку исподлобья.
Виола тихонько ойкнула и закрыла рот ладошкой, виновато посмотрела на мальчика:
– Егор… я не то имела в виду. И твой папа ни при чем.
Но Егорка развернулся и убежал из кухни. Марина встала и, укоризненно покачав головой, пошла следом.
Егор сидел на кровати, поджав под себя ноги, и, увидев мать, сказал срывающимся голосом, глядя куда-то в стену:
– Я крестную ненавижу.
– Да? И за что же?
– Пусть не говорит плохо про моего папу!
– Не произноси таких слов о взрослых, а тем более о крестной, – негромко, но властно сказала Марина. – Понял?
– Понял…
– Ну, тогда все отлично. Люблю иметь дело с мужчиной, а не с сопливым пацаненком.
Москва
– Что, Хохол, аблакат приходил?
Едва за его спиной закрылась дверь камеры, как из угла высунулся Шило – седой, морщинистый старик, рецидивист-карманник очень высокой квалификации.
Женька не удостоил его ответом, прошел к окну в «блатной угол» и завалился на нижнюю шконку, забросив за голову руки. Разговор с Мариной оставил осадок – выходило, опять она решила за него, распорядилась его жизнью. Но он ни на секунду не пожалел – мысль о том, что вряд ли когда-то еще он увидит свою любимую, была еще хуже. Знать бы, что именно замутила хитрая Коваль…
Рядом раздалось покашливание, и Женька открыл глаза. Со своей шконки на него в упор уставился «смотрящий» – мужик лет пятидесяти, широкоплечий, приземистый Чеграк.
– Чего? – неласково поинтересовался Хохол.
– Маешься, гляжу, – со вздохом ответил Чеграк, почесав грудь в вырезе безрукавной майки. – Куда дергали-то?
– Адвокат приходил.
– И чего?
– Ничего.
Обсуждать планы с кем бы то ни было, в том числе и со «смотрящим», Хохол не собирался. Верить никому нельзя, и тюрьма – не исключение. Никогда не знаешь, кто именно в хате стучит куму.
– Ну, как знаешь, а то поделился бы, душу бы облегчил…
Хохол только мотнул головой и закрыл глаза, стараясь отключиться от окружающей его вонючей тесной камеры, от бубнящих рядом сокамерников, от визгливого хихиканья в «петушином углу» молодого Анжелки.
Перед глазами возник образ Марины, не этот, нынешний, а тот, что был раньше, тот, в который Женька влюбился, который всегда был с ним. У него не забрали маленькую фотографию Коваль, одну из тех редких фотографий, которую ему удалось сделать когда-то давно, еще в России, до появления Егорки. Лицо в три четверти, длинные черные волосы, чуть прищуренные глаза и ни намека на улыбку – строгая Снежная Королева, такая, какую он любил.
Женька полез под подушку и вынул карточку, перевернулся на живот и поставил ее к спинке кровати. «Девочка моя, как же мне тебя не хватает… Как же мне без тебя паскудно, оказывается…»
– Ух ты, Хохол, какая бикса! – протянул у него над головой молодой звонкий голос.
– Исчезни! – буркнул Женька, не поворачиваясь.
– Дай заценить! – Рука в синих «перстнях» потянулась к фотографии, и Хохол мгновенно схватил ее и вывернул так, что хозяин завизжал.
– Не тяни свои грабки, понял? Иначе ласты завернешь, – с угрозой проговорил Женька, не выпуская вывернутой руки и поднимаясь. – Я тебе сколько раз говорил – сиди тихо и в этот угол не суйся, чушкарь? Не всасываешь, да?
Причина гнева – худой долговязый парень с ясными голубыми глазами и чуть вывернутой нижней губой – подвывал от боли и божился, что больше и близко не подойдет, однако у Хохла было иное мнение на этот счет. Он взял парня второй рукой за шею сзади, приподнял над полом и со всей силы запустил в сторону двери. Тот ударился о стену и упал на пол, снеся стоящую рядом табуретку. Хохол же спокойно отряхнул руки и вернулся на свое место. Чеграк наблюдал за происходящим из-за отдернутой чуть в сторону простыни, отгораживавшей его шконку от всей камеры.
– Что, Кобец, получил за нахаловку свою? Говорено было – не замай правильного человека, беда
