– Потерпи, дурачок. – Коваль пыталась избавиться от настойчивых попыток Хохла добраться до ее груди, однако это ей удавалось с трудом.
– Т-с-с, тихо… я быстро… – шептал он, заводя ее руки за спину и целуя в открывшуюся в вырезе халата ложбинку. – М-м-м… ну, что он там возится? – простонал готовый уже на все Хохол, имея в виду застрявшего в ванной Егора.
Но мальчик как раз вышел, уже переодетый в пижаму, и быстро забрался в постель, протянув руки к матери. Марина обняла его и поцеловала в щеку:
– Спокойной ночи, родной.
– И тебе.
Такого быстрого и бешеного секса прежде у них никогда не было, и сейчас они лежали, обнявшись, и переживали новые ощущения. Хохол гладил прохладное плечо Марины, прильнувшей к нему, и делал частые затяжки сигаретой.
– Дай мне, – попросила Коваль, чуть выпятив губы.
Женька набрал дыма и наклонился, выдохнув его в рот Марины. Та закрыла глаза и пробормотала:
– Что случилось сегодня? Что ты сделал со мной, а? Это было… так… так… прекрасно.
– Тебе не холодно? – Хохол сунул окурок в пепельницу и набросил на Марину одеяло. – Вот так, мой котенок… сейчас согреешься.
Она уснула почти мгновенно, и Женька даже не успел сказать ей, как сильно любит ее. Он еще долго не спал, смотрел на спящую женщину и чувствовал, как его переполняет нежность. Это странное и нехарактерное для него чувство возникало всякий раз, когда он видел Марину беззащитной. В такие моменты Хохол понимал, что все в его жизни подчинено только одному – быть с ней, любить ее и оберегать от всего.
«Девочка моя, – думал он, стараясь не потревожить ее сна неловким движением. – Я так виноват… но что поделать – ты настолько хороша, что вокруг постоянно кто-то увивается, а мне не нравится это, понимаешь, родная? Все что угодно – но не это. Не знаю, как терпел твой Малыш, как он мог видеть мою рожу каждый день и знать, что между нами что-то было и есть. Я не могу так. Я знаю, что тебе это не нравится, но не могу, уж такой я…»
Коваль проснулась затемно, до утра еще было далеко. Она села, натянув на грудь одеяло, и взглянула на безмятежно раскинувшегося рядом с ней Хохла. Он чему-то улыбался во сне, и его лицо в этот момент было почти привлекательным. Марина не сдержалась и прильнула губами к его губам, обняла руками мощные плечи, прижалась к разгоряченному сном телу.
– Чудовище неугомонное… – пробормотал Женька, обнимая ее и переворачиваясь на бок. – Дай поспать…
– Спи, родной… – Она перехватила его руку и прижалась к ней губами.
– Да какой сон с тобой рядом? – вздохнул он, перемещая свободную руку на тугую грудь. – Ну, видишь? Все, я проснулся… – последнее он шепнул ей на ухо.
Он прижал ее к себе и долго целовал, поглаживая. Искоса взглянув на свою руку, скользящую по обнаженному загорелому телу с едва заметными белыми шрамиками, Хохол поразился контрасту. Огромная ручища с синими «перстнями» и летящей в прыжке пантерой казалась неуместной, недостойной того, чтобы прикасаться к этому нежному телу. Да и вообще – эта женщина была создана для другого. Не для того, чтобы ее вот так по-хозяйски лапал дважды судимый уголовник.
Настроение у Хохла резко испортилось, он сам не мог понять, почему: Марина никогда не говорила таких вещей, не стеснялась их любви, их близости, того, что он все время рядом с ней. Но его самого часто посещали такие мысли.
Чуткая Коваль моментально уловила перемену в настроении любовника, осторожно освободилась от его объятий и села, внимательно глядя ему в лицо:
– Женя, что происходит?
Он не ответил, встал и направился к балкону, распахнул его настежь, впуская в комнату свежий прохладный утренний воздух. Взяв со столика на балконе сигареты, Хохол закурил и опустился на корточки на порожке. Марина смотрела на него и не понимала, что именно случилось.
– Женя…
– Маринка, помолчи хоть минуту, не лезь в душу, ладно? – попросил он.
Коваль замерла на постели, уже смутно догадываясь, в чем дело. Эта история повторялась с завидной регулярностью, выматывая нервы и Марине, и самому Хохлу.
– Если ты опять о том, что испортил мне жизнь своим присутствием в ней, то все, хватит, мне надоело. Сегодня мы с тобой едем в город и женимся, – спокойно сказала она, поднимаясь с постели и направляясь в душ. И уже с порога бросила с улыбкой: – Ищи кольца, жених. И сильно не усердствуй – никаких бриллиантов, просто кольца.
Дверь ванной захлопнулась, и Хохол невольно схватился за щеку, как будто получил оплеуху. В этом была вся Коваль – разрубить надоевший узел моментально, не задумываясь ни о чем, не оглядываясь назад и не пытаясь увидеть будущее. Сказала – женимся, и все…
Как ни странно, но Хохол не испытал сейчас ничего – ни радости, ни восторга от победы, абсолютно ничего. Он ждал этого слишком долго.
Коваль стояла под душем и беззвучно плакала. Слезы смешивались с водой, падали к ногам и исчезали в шумном водовороте сливной системы. Марина опустилась на колени, закрыла руками лицо и прошептала:
– Егор… Егор, прости меня… прости, я не могу больше… я не могу, не имею права мучить его, он слишком много сделал для меня… Я знаю, ты меня поймешь, родной мой, потому что никого и никогда уже я не смогу полюбить так, как тебя. Но и Хохла мучить тоже уже не могу…
Она вытерла лицо мокрой рукой, смывая с него остатки слез, снова встала под душ, наскоро растерлась губкой, вышла из кабины и завернулась в большое красное полотенце.
Когда она появилась в спальне, Хохол по-прежнему сидел на пороге балкона, безвольно свесив руки, и смотрел в пол. Марина подошла вплотную и тоже присела, пытаясь заглянуть в его глаза, но Женька отворачивался, и тогда она зажала его лицо в ладонях:
– Ну, а теперь что? Мне кажется, все идет так, как ты хотел, – чем теперь-то недоволен?
Он мотнул головой, стряхивая ее руки:
– А ты? Как ты хотела? Снизошла до домашнего животного, решила осчастливить, исполнив единственное его заветное желание?
– Ты это серьезно? – вздернула брови Марина.
– Я уже устал переводить разговоры на эту тему в шутки!
– Ну, и я устала. Поэтому – иди в душ, мы едем на кладбище.
Хохол уставился на нее, не вполне понимая, что происходит:
– Какое кладбище? Время пять утра!
– Вот и отлично – меньше народа увидит. Все, надоел, иди.
Женька подчинился, ушел в душ, а Марина села к туалетному столику, зачесала назад волосы, уложив их гладко, потом занялась лицом. Синяк на скуле потребовал тщательной маскировки, глаза пришлось сделать вызывающе яркими, это, разумеется, не понравится Хохлу, да и ладно, переживет.
Джинсы и водолазка, лаковые туфли и черный шифоновый шарф на волосах довершили дело. Осталось только взять темные очки…
Мрачный Хохол быстро оделся и вопросительно смотрел на Марину:
– И на чем ты собираешься ехать? Рискнешь будить Беса?
– Зачем? Я обрадую его утром, часов в восемь, когда в мэрию поедет. Нам же нужно зарегистрироваться сегодня, а без помощи господина мэра нас, двух иностранцев, никто не поженит.
– У нас есть два левых паспорта, не забыла? – напомнил Женька, но этот вариант Марину не устраивал:
– Я не хочу выходить замуж под чужой фамилией. Эта хоть принадлежала моему мужу.
– И ты собираешься стать миссис Джек Силва? – грустно улыбнулся Хохол, поправляя ее черный шарфик.
– Нет. Я собираюсь стать Мариной Влащенко, если тебя это, конечно, устроит. В паспорте будет то, что
