Нюргун Боотур Стремительный

Вот ужо я тебя! Ты мне говоришь,
На рожон меня вздеть грозишь?
Но увы, твой черный день наступил,
С тетивы слетела стрела.
В мерзлую землю уткнешься ты
Голым своим, как колено, лбом,
Треснешься о камень лицом,
Смертным сном навеки уснешь!
Красавицу Айталыын Куо,
Которую ты украл,
Отняли у тебя, увезли...
Она теперь далеко! —

Так попискивая весело из угла,
Передними лапками горностай
Показывал кукиш ему,
Подпрыгивал и дразнил.
Огромный детина Сортол-тунгус,
Разъяренный — с места вскочил,
— Вот я тебя! — заорал,
Да как махнул своим длинным мечом
И половину жилья своего
Единым махом разворотил,
В обломки, в щепки разнес...

А храбрый маленький горностай,
Сверкая белым бочком,
В сторону отскочил,
С грохотом разорвался он,
И вот — в трехслойной железной броне,
Величайший в трех мирах исполин,
Явился Нюргун Боотур,
Возник в ужасающем виде своем,
Заслоняя полмира собой,
На полмира бросая тень;
Солнце ли высо́ко стоит,
Солнце на небе затмевает он;
Месяц ли высоко стоит,
Месяц спиной заслоняет он.
Величайший из исполинов айыы,
Перед Бохсоголлоем представ,
Глаза приблизив к его глазам,
Плюнул ему в лицо.
— Это что еще за напасть?! —
Завопил тунгус-богатырь,
Ударил по бедрам себя,
Раздулся от гнева,
Раздался вширь...
Как медвежья рогатина он,
Как трехзубая острога,
Во весь свой рост поднялся,
Грозно изготовился в бой.

НЮРГУН БООТУР

Глядите, богатыри!
Видите вы? Слышите вы?
Владельца несметных оленьих стад
Ардьаман-Дьардьамана сын
На семи оленях пегих своих,
На упряжке бешеной их
Летая, кружась, как буран снеговой,
Пролетая на длинных лыжах своих,
Подымая бушующий ураган,
Не знающий ни узды, ни ярма,
Бохсоголлой Боотур
Ограбил меня, обокрал!
Разве в прежние времена
Я вставал поперек дороги его?
А теперь ты сам говорил,
Что гостя ждешь — чужака,
Который добром не гостит,
Который миром прочь не уйдет!
Мою силу ты поднял сам на себя.
Сына грозных соседей ты оскорбил!
Я подобру теперь не уйду,
Я скрючу спину твою,
Разобью твои шейные позвонки,
Крепко обуздаю тебя,
Арканом тебя скручу;
Длинные, толстые кости твои
В осколки я раздроблю!
Миром я теперь не уйду...
Слова последней мольбы,
Что даже отцу своему
Ты вовек не посмел бы сказать,
Вымолвить я заставлю тебя!
Заветные просьбы твои,
Не сказанные тобой
Даже матери сердобольной твоей,