— То есть с этой минуты, — уточнил назойливый журналист.
— Да, — ответил Шабовский несколько растерянно. — Можно сказать, да.
В десятичасовых новостях эта новость была передана как официальное разрешение на посещение Западного Берлина безо всяких ограничений. И толпа хлынула к границе. Растерявшиеся офицеры даже не пытались выдавать визы. Они открыли границы и безучастно наблюдали, как тысячи людей переходят государственную границу, направляясь в обе стороны. Справедливости ради стоит признать, что самый массовый поток был в Западный Берлин. Люди плакали от счастья, кричали, пели. Пограничники и офицеры полиции даже не вмешивались. Многие сотрудники спецслужб ГДР еще никак не могли понять, что именно происходит. Некоторые поворачивались и уходили домой, чтобы не видеть всего этого. К ночи девятого ноября стало ясно, что Берлинская стена, служившая двадцать восемь лет примером противостояния двух систем, обречена.
Группа Хеелиха выехала поздно ночью. В этой части города людей было меньше, чем обычно. Все спешили к Стене, рассчитывая прорваться в Западный Берлин. Многие не верили, что это надолго, некоторые полагали, что границу через несколько дней закроют. Бутцман сидел за рулем первого автомобиля и напряженно смотрел вперед.
Хеелих находился рядом с ним. Автомат лежал на коленях. Даже своему напарнику Бутцману, даже своему заместителю Шилковскому Хеелих не сказал, куда именно они едут. Он понимал, как важно сохранить в тайне их сегодняшнюю поездку. Через час они были на месте. Хеелих увидел огни автомобилей и остановил машину в пятидесяти метрах от нужного места. Затем вышел, сжимая автомат. Из третьей машины вышли для подстраховки Гайслер и Вайсфлог. Они тоже имели при себе автоматы. Хеелих оглянулся. Каждый офицер знал свою задачу. Третья машина затормозила в стороне, чтобы не мешать микроавтобусу в случае необходимости дать задний ход и скрыться. Бутцман, оставшийся за рулем первого автомобиля, развернул свою машину так, чтобы в случае необходимости загородить дорогу преследователям. А они втроем, с Карстеном Гайслером и Габриэллой Вайсфлог, обеспечат отход автомобиля. Шилковский знал, куда нужно прорываться в случае засады.
Хеелих увидел, как к нему медленно приближаются два человека. Он сжал в руках автомат и сделал несколько шагов по направлению к ним.
— Хеелих! — громко окликнул его один из незнакомцев. Полковник растерянно опустил автомат. Он узнал этот голос. Он не мог бы его перепутать ни при каких обстоятельствах. Значит, все нормально. Все так и должно быть, если перед ним этот человек. Значит, согласие на вывоз документов было получено на самом высоком уровне.
— Я здесь, — ответил Хеелих.
Они подошли совсем близко. Один из них был представителем советского КГБ.
— Мы привезли, — сообщил Хеелих. Он не стал объяснять, что именно. Они знали, о чем идет речь.
— Грузите в наши автомобили, — предложил представитель Москвы, — вы успели, Хеелих. У вас с сегодняшнего вечера уже нет государственной границы с Западным Берлином, и любой посторонний может проникнуть в здание вашей организации.
— Я знаю, — ответил Хеелих. Он повернулся и махнул рукой, разрешая автомобилям приблизиться. Бутцман дал газ и медленно поехал к нему. За ним также не спеша двинулся микроавтобус. Когда первая машина поравнялась с ним, Хеелих наклонился к Бутцману: — Поезжай вперед, пусть они следуют за тобой. Вас уже ждут, чтобы выгрузить документы.
Когда мимо проезжал микроавтобус, он увидел напряженные лица Менарта и Шилковского. И кивнул им головой, подтверждая, что все в порядке.
— Почему так случилось? — спросил Хеелих, обращаясь к обоим представителям. — Разве нельзя было этого предусмотреть?
Советский представитель нахмурился. Он ничего не сказал, только чертыхнулся. Немецкий оказался более выдержанным.
— Вы слышали сегодняшние новости? — спросил он. — Из Политбюро выведены Беме, Ланге, Хемнитцер, Вальде.
— Их только вчера избрали, — вспомнил Хеелих. Он понял, о чем именно ему говорил Дамме.
— Вчера, — кивнул его собеседник, доставая сигареты, — а сегодня вывели. Такие у нас теперь правила, полковник. Поэтому не нужно ничему удивляться.
Хеелих замолчал. Он обернулся и заметил, что на него смотрит Габриэлла. Он всегда ей нравился. Полковник знал об этом, она ему сама призналась еще в прошлом году. Но он запретил себе даже думать о ней, понимая, что подобные отношения могут помешать их работе. Кажется, она обиделась на него и не скрывала своей этого.
— Что нам делать? — несколько напряженным голосом спросила Габриэлла. Возможно, она услышала последние слова собеседника Хеелиха.
Очевидно, задавая вопрос, она имела в виду не положение их группы, а состояние их страны. Но полковник Хеелих не знал ответа.
— Ничего, — ответил он. — Мы возвращаемся в город через несколько минут. Как только закончим.
Он впервые подумал, что две страны могут объединиться в одну, и тогда ему не будет места в этой большой стране. Он был на хорошем счету у руководства и слишком часто выполнял деликатные поручения Министерства безопасности, переправляя нужных людей из Западной Германии в Восточную. И не всегда с их согласия. Такое не прощается. На его счету было еще несколько громких дел. В Восточной Германии он получил за них благодарности и ордена. В Западной его обвинят в пособничестве террористам и дадут пожизненное заключение. Он подумал, что не сядет в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Скорее, предпочтет самоубийство.
Подбежал Менарт.
— Мы закончили. Все в порядке, полковник. Но, кажется, у меня спустилось колесо.
— Потом разберемся, — отмахнулся Хеелих, — сейчас уезжаем. Надо торопиться. Садитесь в машины.
— Спасибо, полковник, — протянул ему руку советский представитель. — Вы выполнили свою работу.
— Я служил своей стране, — строго ответил Хеелих, — и если бы не эта ситуация… Никто бы меня не заставил сдать вам наши документы. Никто.
Он повернулся и взглянул на немецкого представителя. Тот стоял с поникшим видом. У него не хватило мужества протянуть на прощание руку.
— Прощайте, — кивнул полковник. — Надеюсь, мы еще повоюем за нашу страну.
Когда они расселись по машинам, Хеелих обратился к Бутцману.
— У тебя нет лекарства от головной боли?
— Что? — изумился Оливер Бутцман. — У вас болит голова? Впервые за столько лет, полковник.
— Голова, — кивнул Хеелих, — наверно, это головная боль. Я даже не знаю, как это назвать.
Ему оставалось жить около пятнадцати минут.
Дронго заказал обед в номер и ждал, когда наконец сможет позвонить Бутцману. Когда часы показали шестой час, он вышел из своего сюита и прошел в номер, где разместились Лариса и Андрей. На этот раз он постучал. Дверь открыл Андрей. Увидев Дронго, он приветливо кивнул и впустил его. Лариса сидела в кресле и читала газету. Дронго отметил, что газета была на английском языке.
— Мне пора звонить, — пояснил он.
Она холодно посмотрела на него.
— Вы могли бы позвонить из своего номера, — заметила Лариса.
— Хорошо, — кивнул Дронго, — я так и сделаю. Но я хотел, чтобы вы знали. Мы ведь работаем вместе.
— Вы всегда так себя ведете, — поинтересовалась Лариса, — или только по отношению к женщинам.