— Это только разговоры, — отмахнулся Дронго. — Людям нравится верить в сказки.

Официант принес бокал светлого пива и стакан чая с лимоном и, поставив все на столик, быстро отошел.

— Так что вас интересует? — спросил Бутцман. — Я уже давно сюда переехал и отошел от дел. Должен вас предупредить, что в Тель-Авиве знают, чем я занимался раньше. И если меня спросят о нашем разговоре, я не стану скрывать его содержания. Хочу, чтобы вы меня верно поняли. Здесь живет моя семья, старшая дочь собирается замуж. Мне совсем не нужны неприятности с местной службой контрразведки.

— Не сомневаюсь в вашей благонадежности в отношении нового государства, — иронично заметил Дронго. — И не собираюсь выпытывать у вас секреты Израиля. Мне они не нужны, да и вы мне все равно ничего не расскажете. К тому же, работая в строительной компании, вы могли узнать только секрет бетона или краски. А мне они ни к чему. Поэтому поговорим о вашем прошлом. Вы работали в группе полковника Хеелиха?

— Да, — кивнул Бутцман, — больше трех лет. Он был надежным человеком. Жаль, что все так получилось.

— Он погиб?

— Да. В ноябре восемьдесят девятого.

— Вы можете рассказать, как это произошло?

— Как будто вы не знаете, — усмехнулся Бутцман. — Сами все и устроили. Я думал, вы будете спрашивать о чем-нибудь другом.

— Меня тогда не было в Германии, — зло заметил Дронго. — Вы можете подробно рассказать, как он погиб?

— Конечно, могу. Об этом даже писали. Кажется, в девяносто втором или третьем, не помню точно. Полковник собрал нас восьмого ноября восемьдесят девятого года и поставил задачу вывезти часть архива «Штази». Документы они отбирали вместе с Шилковским, его заместителем. Мы работали целый день, грузили документы, уничтожали ненужные. Вечером в ночь на десятое мы выехали из города. Когда мы доехали до места, нас уже ждали советские представители. Они все были в штатском, но мы поняли, что это были русские. Один из них, поднимая ящик, уронил его себе на ногу и выругался отборным русским матом. Перепутать было невозможно. Они и не особенно скрывали. А мы, собственно, ничего другого и не ждали. В тот момент казалось, что все рушится, и КГБ спасает людей, забирая из наших архивов документы старой агентуры. Нам казалось, что это правильно. На обратном пути у нас спустилось колесо. В это время в городе уже прорвали Стену и границы уже не было. Хеелих приказал нам оставаться у автобуса, пока Менарт, который был за рулем, сменит колесо. А сам вместе с Шилковским поехал выручать двух наших товарищей, которые еще находились в здании «Штази».

Обратно они не вернулись. Когда мы приехали на место происшествия, там уже были случайные прохожие, какие-то люди. В эту ночь полиция вообще не работала. Удивляюсь, как этим не воспользовались грабители. Хотя, наверно, воспользовались, мы просто всего не знаем. Там было несколько русских, тогда еще советских, солдат с офицером. Мы не сомневались, что это они расстреляли наших товарищей. Гайслер даже попытался достать автомат, кричал, что отомстит за Хеелиха, и мы с трудом его успокоили. Мы ждали, когда убьют и нас, — ведь мы были посвящены в столь важную тайну. Все понимали, что следующая очередь будет наша. После смерти Хеелиха и Шилковского я был старшим по званию. Я и Нигбур, но его с нами не было.

Потом солдаты забрали Шилковского, он еще дышал, но был в очень тяжелом состоянии. Мы его осмотрели и поняли, что он не дотянет даже до больницы. Пуля попала в позвоночник, он был обречен. А Хеелих погиб на месте. Их обстреляли из засады. Я думаю, что это сделали по приказу КГБ. Полковник верил Москве. Хотя мы все тогда вам верили. И вы нас так подставили. Мы ведь вывозили документы для вас. Хеелиха и Шилковского вы убрали, очевидно, решив, что они слишком много знают. Нас почему-то оставили в живых. Хотя я думаю, что, когда события стали разворачиваться таким образом, КГБ было уже не до нас. А потом Германия объединилась.

— А как сложилась судьба остальных сотрудников группы, вы не знаете?

— Знаю, конечно. Габриэлла вышла замуж и переехала в Нюрнберг. Нигбур с семьей живет в Гамбурге. Бруно Менарт развелся и уехал в Веймар. Кажется, в Веймар, но я точно не знаю. Гайслер сильно пил, он часто срывался, попадал в полицию. Потом исчез. Говорили, что его видели в Дортмунде, у родственников. Вайс умер. Вот, собственно, и все. А почему вы сейчас вспомнили про нашу группу? Уже прошло столько лет. Я думал, все забыли об этом.

— У нас появились подозрения насчет убийства Хеелиха, — пояснил Дронго. — Нам кажется, что кто-то из сотрудников вашей группы специально подставил своего командира. Но пока мы не знаем, почему.

— А какая разница, почему? — обреченно махнул рукой Бутцман. — Была ГДР, и больше нет такой страны. И никогда больше не будет.

— Ну почему не будет? Израиль возродился через две тысячи лет, — напомнил Дронго.

— А я не хочу, чтобы возрождалась. В той Германии было много хорошего, — сказал Бутцман, — но было и немало плохого. Но не поэтому. У меня остались к моей бывшей стране очень теплые чувства. Но в новой Германии я все равно не смог бы жить. А у немцев должна быть своя родина. Как у каждого народа на земле. И конечно, это очень страшно и неприятно, когда через столицу твоей страны проходит Стена, отделяющая тебя от твоих братьев. Знаете, я на выборах в Израиле всегда голосую за левых. За Рабина, Переса, Барака. Они предлагают хоть какой-то план, хоть какой-то вариант отношений с палестинцами. А наши правые думают построить новую Стену и забыть о своих соседях. Но так не бывает. И мы, немцы, это хорошо знаем.

Дронго подумал, что Бутцман остался профессионалом. Он наверняка знает, что их разговор прослушивается. И наверняка специально говорит о своих политических пристрастиях. Сотрудники спецслужб не скрывали своего благожелательного отношения к партии генерала Барака и своего недоверия к правым и религиозным партиям.

— Когда вы приехали на место гибели ваших товарищей, что вы увидели? — спросил Дронго. — Может, что-нибудь особенное бросилось в глаза? Какая-нибудь деталь?

— Нет, ничего необычного. Нападавшие прятались, очевидно, в кустах. Машину расстреляли из автоматов. Она загорелась и взорвалась. Позже мы узнали, что Хеелих погиб сразу, даже его труп сгорел. А Шилковский чудом выбрался из автомобиля, но получил несколько пулевых ранений и умер по дороге в госпиталь. Когда мы подъехали, он был без сознания и ничего не мог сказать.

— Как вы думаете, мог ли кто-нибудь из ваших бывших товарищей подставить Хеелиха и Шилковского?

— Думаете, у нас был предатель? — нахмурился Бутцман. — Нет. Это исключено. Я знаю каждого из оставшихся в живых. И за каждого могу поручиться. У нас были такие ребята! Нас осталось мало.

— Нигбура уже нет в живых, — сообщил Дронго.

— Что? — изумился Бутцман. Для него это сообщение стало ударом.

Сидевшие в автомобиле и слушавшие беседу сотрудники Службы внешней разведки переглянулись.

— Вот негодяй, — тяжело дыша, прошептал Андрей. Беседа Дронго с Бутцманом, проходившая на грани фола, отнимала у него слишком много сил. Он сжал кисти рук. Лариса пожала плечами, полагая, что нельзя было ожидать ничего хорошего от такого взбалмошного типа, как Дронго.

— Он неуправляем, — тихо заметила она.

Андрей Константинович сделал нетерпеливый жест рукой, чтобы Лариса помолчала, не мешая ему слушать разговор.

— Нигбур погиб в автомобильной аварии несколько дней назад, — подтвердил Дронго.

— Ему помогли, или он погиб сам? — спросил Бутцман.

Все сотрудники МОССАДа, слушавшие разговор, насторожились. Андрей замер, ожидая ответа Дронго. Даже его напарница повернула голову, прислушиваясь, что именно он скажет. Тот сделал большую паузу, понимая, как внимательно его слушают, и сказал:

— Он погиб сам. Говорят, заснул за рулем. Вы же сами сказали — прошло столько лет. Кому он был

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату