— Если это те самые…
— Это те самые, — кивнул Дронго. — Скажите своим «архаровцам», чтобы убрали пистолеты. Иначе какой-нибудь дурак выстрелит с испугу.
— Отбой, — приказал генерал. Офицеры убрали оружие. — А зачем вы ей купили лазерные диски? — поинтересовался Осипов.
— Это плата за дискеты. Ей будет приятно принести своему кузену лучшие записи в современном исполнении. Кроме того, я думаю, она бы не отдала нам старые дискеты, не получив новых.
Осипов сжимал в руках дискеты.
— Я все еще не верю, — признался он, — не верю, что все кончено.
— Мы должны найти ее сбежавшего кузена, — напомнил Дронго.
— Меня уже не интересует даже он, — признался генерал, бережно уложив дискеты во внутренний карман.
Через час они были в отеле «Хилтон», где должна была состояться встреча Альберта Шилковского с кузиной. Лариса разместилась на втором этаже, нависающем над кафе в виде атриума. Все следили за Дронго. Он пил чай с лимоном, улыбаясь каждой входящей женщине. Осипов, сидевший чуть дальше, нервничал больше других. Дискеты не были гарантией от провала. Нужно было уточнить, что именно помнил Шилковский.
Неожиданно Дронго поднялся: мимо него прошел импозантный мужчина в темном, длинном плаще.
— Здравствуйте, Шилковский, — громко сказал Дронго, и незнакомец замер. Все посмотрели на Дронго. Тот улыбнулся. И снова громко поздоровался.
Габриэлла встала утром пораньше. Почему-то всю ночь она видела тревожные сны. Прошла в спальню к детям. Мальчики спали, улыбаясь во сне. Пора было их будить, но она села рядом со старшим сыном и долго смотрела на него. В комнату вошел муж. Он вчера прилетел из командировки. Вставало солнце и его неяркие ноябрьские лучи осветили кровать мальчика и мать, сидевшую рядом с ним. Муж замер, глядя на эту картину. Она гладила головку сына и улыбалась.
Менарт проспал всю ночь, не просыпаясь. И утром, принимая душ, почему-то начал напевать под струями холодной воды. После последнего разговора с Дронго он чувствовал себя значительно лучше, как обычно бывает с человеком, побывавшим у исповедника. Менарт подумал, что этот тип был прав. Нужно поехать к сыну. Ведь когда-то они были дружны, и сын должен понять его.
Оливер Бутцман проснулся в палате. Появилась медсестра, открыла занавески, пожелала ему доброго утра. В палату вошли жена и дочь. Бутцман радостно улыбнулся, увидев родные лица. Вчера врачи твердо обещали ему, что к новому году он выйдет из больницы. Бутцман подмигнул дочери.
Барлаха готовили к отправке. Врачи, осмотрев его, разрешили ему подняться. Последствия ранения почти не чувствовались, но он стал значительно хуже слышать. Кардиган нетерпеливо топтался на месте. Вертолет уже ждал, и через несколько часов они должны были наконец получить эти документы.
Барлах уже пошел к выходу, когда раздался телефонный звонок. Кардиган достал аппарат. Сегодня ничто не могло испортить ему настроения. И услышал глухой голос Страуса.
— Как у вас дела, Кардиган.
— Все в порядке, — весело ответил он, — сейчас отправляем Барлаха.
— Отправляйте, — голос Страуса ему не понравился, — и приезжайте потом ко мне.
Кардиган убрал аппарат, не понимая, почему у резидента такой голос. Наверно, от зависти, подумал он. Старик просто завидует, что его молодому коллеге удалось провести такую операцию. Барлах улетел на вертолете, а Кардиган приехал к Страусу в прекрасном настроении. Сегодня он чувствовал себя победителем. Страус мрачно взглянул на него и вместо приветствия что-то буркнул. У него в руках не было привычной сигары.
— Что случилось? — спросил Кардиган, усаживаясь напротив резидента. — Барлаха мы уже отправили. Подождем, когда состоится встреча и подтвердим в Лэнгли разблокировку счетов.
— Не думаю, что с этим нужно торопиться, — заметил Страус.
— В каком смысле? — насторожился Кардиган. — Что вы имеете в виду?
— Мне сегодня звонил Воронин. Тот самый представитель российской разведки, о котором я вам уже говорил. Он рассказал мне интересную историю. Оказывается, они тоже искали информатора Барлаха. Но несколько дней назад этот человек погиб.
Кардиган все еще привычно улыбался, когда до него дошел смысл сказанного Страусом. Улыбка сползла с его лица.
— Как это погиб? Кто это был?
— Эрих Дамме, бывший начальник отдела «Штази». По словам Воронина, именно он был информатором Барлаха. Они искали его достаточно давно, но не могли точно вычислить. Мы все искали его среди сотрудников группы Хеелиха, а, оказывается, копии документов были у Дамме. Я проверил. — Страус посмотрел на коробку сигар и не дотронулся до них. Это был очень плохой знак. Только когда Страус сильно нервничал, он отказывался от сигар. — Эрих Дамме действительно погиб в перестрелке два дня назад. Его обвинили в убийстве некоего Гуго, известного берлинского сутенера. Полицейские застрелили Дамме в перестрелке. Так было указано в официальном документе, — подчеркнул Страус. Он еще раз посмотрел на коробку сигар и вдруг, протянув руку, взял сигару. — У меня есть некоторые связи, — вздохнул Страус, — и я попытался проверить в полиции. Оказывается, Дамме застрелил не офицер полиции, а тот самый эксперт, который успел до вас побывать в Израиле, а также встретиться с Вайсфлог и Менартом. Этот человек нас опередил. Он подстроил все таким образом, что убийство Дамме выглядело как самооборона. Сегодня вечером мне пришлют копию полицейского протокола.
— Не может быть, — растерянно сказал Кардиган. — А как же Барлах?
— Боюсь, что мы уже не получим эти документы.
— Может быть, это был не Дамме?
— Не может. У него дома нашли оплаченные переводы в газеты. Он получал сообщения Барлаха и давал на них ответы. Мы опять не успели, Кардиган. Вы опять опоздали, — с некоторым садистским наслаждением сказал Страус, подчеркнув последнюю фразу.
— Я вам не верю, — ошеломленно сказал Кардиган. — я вам не верю.
— В таком случае подождем, — согласился Страус, — но боюсь, что Воронин прав. Мы потеряли свой шанс. Они тоже беспокоятся, ведь у Дамме могли быть копии этих документов. Но я договорился с полицией. Если документы найдут, нам отдадут копии. Конечно, их получат и немцы, но это уже неизбежно.
Кардиган поднялся. У него тряслись щеки. Он хотел что-то сказать и не мог вымолвить ни слова. Так молча он и вышел из кабинета.
Барлах прождал в условном месте весь вечер. На встречу никто не пришел. Поздно ночью он, как побитая собака, вернулся в военный госпиталь. Ему было некуда идти. Кардиган понял, что пора звонить в Лэнгли. Он оттягивал разговор весь день. Давид Страус не хотел ему помочь, ожидая, когда о неприятном известии доложит сам Кардиган. На следующий день Кардиган вылетел в Вашингтон. А Барлаха устроили сторожем при военном госпитале.
Вокруг шумели люди. Шилковский с ненавистью посмотрел на Дронго. Он был небрит, с воспаленными глазами. Очевидно, последние два дня он вообще не спал. Взяв стул, Шилковский сел напротив Дронго.
— Это невозможно, — сказал он, чуть скривив лицо, — вы не могли меня вычислить. Я сделал все, чтобы меня никто никогда не нашел. Продумал всю комбинацию от начала до конца.
— Верно, — согласился Дронго, — у вас было время на размышления. Но еще когда передо мной поставили задачу, я задал себе один вопрос — почему человек, обладающий такими секретами, так долго ждал, прежде чем предложил американцам копии документов. Я ведь понимал, что таким человеком могли быть только вы. Ваша «героическая» биография, казалось, прикрывала вас от подозрений. Но я решил все проверить.