Я в изнеможении, сразу обвиснув плечами, понурясь, исчезнув, откинулся к спинке стула. Отер ладонью испарину со лба.

Я понял, что мне тут ничего не светит. Стало быть, нечего и соваться.

И как раз в этот момент за окном прошелестели шины подкатившего к подъезду автомобиля. Щелкнула, открываясь, и клацнула, закрываясь, дверца. Гулко отворилось парадное. Зашаркали, приближаясь, подошвы по ступенькам лестницы.

Это были шаги Командора.

Это Нагибин вернулся из Пахры. Смотри, не обманул.

Случайный сюжет

Дмитрий Зиновьевич Тёмкин часто рассказывал мне о своих именитых знакомцах.

— Я живу в Беверли Хиллс, — говорил он. — Вы знаете, что такое Беверли Хиллс?

— Слыхал. Это в окрестностях Голливуда, в Калифорнии.

— Да, это самое лучшее место в Голливуде! Там живут многие русские, очень известные люди. Моя соседка — Тамара Туманова, балерина. Она снималась у Джина Келли в фильме «Приглашение к танцу», там она играет и танцует вместе с ним... Вы видели этот фильм?

— Нет. Но у меня есть кадр из «Приглашения к танцу» с Тамарой Тумановой, я вырезал его из польского журнала...

— Значит, вы знаете о ней?

— Кое-что знаю. Дмитрий Зиновьевич, когда вы летите в Штаты?

— Через два дня. Но потом я опять вернусь в Москву.

— О'кэй, — сказал я.

Дома торопливо перебрал фотографии в старом бюваре мамы. Снимков было очень много, ведь мама снималась в кино, а в молодости любила позировать фотографам. Где-то здесь, где-то здесь, обязательно должно найтись!.. Я очень хорошо помнил эти фотографии, помнил с младенческих лет.

И нашел.

Это были великолепные снимки дымчатой и коричневой печати, с прозрачной паутинчатой прокладкой, в дорогих паспарту, на которых мелким шрифтом было вытеснено имя мастера и адрес его ателье: Eichart, 48, Bd de Clichy, Paris.

На снимках была девочка, темноволосая и темноглазая. На одном из них — с белым бантом на макушке, в обнимку с собакой, сеттером в блестящих лохмах, высунувшим от жажды и волнения язык. Здесь ей лет пять. На другом — примерно, двенадцатилетняя, в балетном тренировочном трико. Еще снимок: с обнаженными плечиками, ниже, на уровне груди, подвижный заслон при печати, прячущий приметы взросления.

Были и фотографии ее матери — Анны Христофоровны Чинаровой, дамы тоже темноволосой, густобровой, вероятно с примесью южных кровей, грузинских или армянских.

Я помню, что была еще одна фотография: на ней в бутафорском самолетике с пропеллером, какие держат в фотосалонах специально для тех, кто пожелает сняться в забавном ракурсе, — в этом самолетике сидели друг за дружкой всё та же девочка с бантом, все та же дама с примесью южных кровей, и еще мужчина лет тридцати, темный шатен с залысинами у высокого лба, с сухощавым лицом, угловатой челюстью, всё это смягчено улыбкой...

Я очень хорошо помнил этот снимок. Но он остался лишь в моей памяти, а в бюваре его не было. Потому что все фотографии, на которых запечатлен мой отец — Евсей Тимофеевич Рекемчук — таинственно исчезли вскоре после войны. Мама сказала, что их выкрали: что она пришла с работы домой (она жила тогда в Подколокольном переулке, в доме Военно-инженерной академии), а на столе — раскрытый бювар, из которого изъяты все фотографии ее первого мужа и моего отца; дверь заперта, всё цело, деньги и документы на месте, вещи не тронуты, а фотографий нету...

Признаться, я иногда думаю, что фотографии Рекемчука она уничтожила сама, в страхе и отчаяньи, когда ей предъявили обвинение в том, что при вступлении в партию она скрыла правду о своем бывшем муже, что он расстрелян в 1937 году как враг народа, как румынский и французский шпион, — за это ее исключили из партии, уволили с работы в Военно-инженерной академии, выселили с ведомственной жилплощади, вышвырнули на улицу.

А уж после, разобравшись с нею, взялись за меня. Всё то же самое: исключение из партии, увольнение с работы...

Вполне возможно, что фотографии все-таки выкрали, чтобы предъявить их в качестве улики. Хранили? Значит, дорога память?..

Но столь же вероятно, что изорвала, сожгла сама, чтобы не было улик. Но и это не спасло.

Вот при каких обстоятельствах исчезла из бювара фотография с игрушечным самолетиком, в котором, улыбаясь, сидело счастливое семейство: мой отец Евсей Тимофеевич Рекемчук, его первая жена — Анна Христофоровна Чинарова, их дочь Тамара.

Много лет спустя, в 1990 году, в Киеве, мне было позволено ознакомиться со следственным делом отца.

В папке с пронумерованными листами были документы, появившиеся еще до ареста — например, автобиографии, написанные им собственноручно по служебной надобности; здесь же были протоколы личного обыска на квартире по Костельной улице д. 5, где он жил; протоколы допросов и очных ставок; наконец, справка о том, что приговор в отношении Рекемчука Е.Т., осужденного по первой категории, приведен в исполнение 11 октября 1937 года.

Понимая всю щепетильность версии, которую я излагаю, ограничусь лишь выписками из этого архивного дела.

«...В марте (10) 1916 года ранен в третий раз, в шею, и отправлен на излечение в Москву. После чего отправился в свой полк, где в должности начальника к-ды разведчиков пробыл до 3 декабря 1917 года; за это время был произведен в подпоручики, поручики и штабс-капитаны, в коем чине пробыл до приказа Сов. Правительства об упразднении чинов. С проведением выборного начальства был избран командиром баталиона. 3 декабря 1917 года приказом главковерха тов. Крыленко был демобилизован и отправлен в распоряжение своего воинского начальника в гор. Аккерман. До этого состоял товарищем председателя полкового революционного комитета и делегирован на армейские съезды в Псков и Двинск... В Аккермане я встретился со своей невестой, Анной Христофоровной Чинаровой, которая прибыла с турецкого фронта, где она была сестрой милосердия. В марте 1918 года Аккерман был занят румынами, которые бывших военных русской армии не преследовали и первое время ими не интересовались. Летом 1918 года я женился на Чинаровой, дочери крупного винодела и собственника...»

Из автобиографии Е. Т. Рекемчука от 18 мая 1936 года:

«...Работал в местной земской газете, сначала в качестве секретаря, потом редактора... В 1924 году за помещение в газете статьи о Татарбунарском восстании, был предан военному суду с подпиской о невыезде. Уехал в Париж, где работал на вагоностроительном заводе до марта 1925 года. С учреждением в Париже Советского консульства, связался с советским консулом. По его рекомендации поступил на работу в орган советского полпредства в Париже «Парижский вестник», в котором работал в качестве зав. Отделом балканской политики. С разгоном газеты французской полицией, по рекомендации консула поехал в СССР, где с 1926 года работал в ряде газет — в Харькове — «Вечернее Радио», «Висти», «Харьковский пролетарий» и др., а потом в Одессе в «Черноморской коммуне»...

В Париже осталась моя первая жена, Анна Христофоровна Чинарова и дочь Тамара 16 лет, но о них никаких сведений с 1927 года — нет...»

Из протокола допроса 11 июля 1937 года:

«...Воп. В какую сумму оценивается состояние Вашей жены в Бессарабии?

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату