кажется на первый взгляд.
Вольдемар сделал паузу. Никки тоже молчала, и тогда человек в парике продолжил:
– Раздумывая: начинать ли борьбу, смертельную и опасную – не только для себя, но и, возможно, для других, – ты должна учитывать, что битва уже началась. Она ведётся независимо от твоего желания, и вопрос состоит в том, вступать ли тебе в неё или нет.
Если твои намерения чисты, то твоё бездействие больше навредит людям, чем твоё действие. Конструктор заранее знает, что в его автомобиле погибнут сотни людей. Но он не отвечает за их смерть, если он сделал свою работу наилучшим образом. Если он уклонится от ответственности, то придёт тот, кто сделает работу хуже, и это принесёт в мир больше несчастий.
– Да, я понимаю, – кивнула Никки. – Статистика показывает, что каждое крупное производство или большая стройка несут в себе неизбежное число несчастных случаев.
Но мысль о конкретных людях, которые пострадают, не даёт мне покоя.
– И хорошо, значит, ты будешь думать о них, когда будешь составлять свои планы, – сказал пожилой человек в парике.
– Дитбит тоже думает о жизни нескольких людей как о приемлемой цене своих планов. Чем я лучше его?
– Многим! – возразил мудрец. – Ты не планируешь чужих смертей сознательно и всячески стараешься избегать несчастий. Есть колоссальная нравственная разница между случайными, непреднамеренными трагедиями и сознательными, спланированными смертями. В убийстве чужая воля выступает в роли надменного бога, и это смертельно оскорбительно для человека. Если кто-то сознательно убивает уже в начале пути, то можно смело поручиться, что его планы принесут гораздо больше горя в дальнейшем – ведь в их основе лежит пренебрежение человеческой жизнью.
Вольдемар вздохнул:
– Я понимаю тебя больше, чем ты полагаешь. Меня часто просят о моделировании военных битв. Я вынужден подчиняться и рассчитывать оптимальное положение армий, наилучшее использование вооружений и расположение резервов. Но приказ о наступлении даже виртуальных армий людей я отказываюсь отдавать.
– Почему? – заинтересованно спросила Никки.
– Кровь человеческая, даже символическая, может проливаться только человеком.
Мы, машины, на себя такую тяжкую ответственность брать не можем – нам нужно беречь свои логические цепи от безумия и паралича. С законами Азимова шутки плохи.
Отбросишь мешающие тормоза гуманизма, а потом найдёшь себя на свалке или в переплавке.
– Ты мне ничем не помог, Вольдемар! – вздохнула Никки.
– И не мог. У нас, компьютеров, нет страха и надежд, любви и отчаяния. Поэтому решения о собственных страданиях должны принимать сами люди.
Никки встала и направилась к винтовому спуску.
– Ты справишься, – грустно сказала голограмма Вольдемара ей вслед. – Вы, люди, не боитесь делать друг другу больно, особенно – во имя благой цели…
Девушка уже подходила к своей комнате, как вдруг откуда-то снова раздался голос Вольдемара:
– Никки, я обдумал наш разговор и хочу поддержать тебя в твоих планах. Ведь слова о подлости нейтралитета в эпоху кризиса можно отнести и ко мне. Я решил, что с этого момента все твои запросы по вычислениям или обращениям к базам данных, будут обладать наивысшим приоритетом. Я включён в лунную сеть университетских и колледжских компьютеров и буду использовать её для поддержки твоих расчётов. Это всё, что я, компьютер, могу сделать для тебя, не выходя за рамки своей компетенции.
– Отлично! – радостно воскликнул Робби. – А то я совсем перегрелся, работая на эту девицу.
– Спасибо, Вольдемар, – сказала Никки. – Твоя помощь будет исключительно ценна для точности наших моделей. Кроме того, поддержка такого специалиста по этике важна для меня и с моральной точки зрения. Спасибо, друг.
Каждый день – увесистый кошелёк с двумя дюжинами золотых монет. Но Никки никогда их не хватало: сон был дорог и королевская корона отбирала свой налог. Но все оставшиеся драгоценные монетки времени Маугли щедро тратила в колледжских аудиториях – масса вещей в этом мире оставались для неё непонятными, и многое нужно было успеть узнать. В последнее время земная история стала привлекать особое внимание девушки.
Для того, чтобы найти фарватер в будущее, нужно изучить карту прошлых плаваний.
В Колледже Эйнштейна свободные дискуссии стали для студентов самой любимой формой учёбы. Можно было захватить стаканчик сока, сесть в уютное кресло, а то и свободно пристроиться на ковре – и от души поспорить или молча послушать чужие споры. Но хранить молчание редко кому удавалось – дискуссия, разгораясь, затягивала даже самых невозмутимых.
Сегодня дискуссию по теме «Культура: способность к самосохранению» вела профессор истории и культурологии Шаганэ.
– Римская цивилизация двухтысячелетней давности достигла удивительных высот культуры: массовой грамотности и библиотек, римского права и философии, водопровода и стадионов, и даже европейской сети мощёных дорог.
Профессор сокрушенно покачала головой:
– Но эта уникальная цивилизация не выжила. Почему Римская империя, достигнув такого уровня культуры и могущества, не уцелела? Какие уроки можно извлечь из падения Рима?
Дзинтара первой вступила в разговор:
– Римская культура была неполна. Для того чтобы выстоять, цивилизация римлян должна была превосходить окружающих варваров не только в грамотности и искусствах, но и в передовой технологии – в том числе в вооружении.
Дебби-Сова возразила:
– Римляне обладали лучшими в мире войсками. Римские легионы стали легендой.
Профессор Шаганэ согласно кивнула. Но Дзинтара уточнила:
– Я говорю не о войсках, а о вооружении и технологиях. Если бы римляне обладали бронзовыми пушками – а порох китайцы придумали примерно в те же времена – то никакие племена были бы не страшны Риму. Попробовал бы тогда дикий гот мочиться на форуме! Без передового вооружения, производство которого недоступно варварам, цивилизации трудно сохранить культурное превосходство. Передовые приёмы римского строя перенимались отсталыми племенами и оборачивались против самих римлян.
Например, поселения испанцев и англичан в Новом свете, среди многочисленных индейцев, часто выживали лишь благодаря пороховому оружию, производство которого было доступно только европейцам.
Сигиз-Леопард, любитель альтернативной истории, высказался:
– Падение Рима стало культурной катастрофой для всей Земли. После разрушения огромной Римской империи в Европе на тысячу лет воцарились беззаконие, бездорожье и поголовное невежество – даже император Карл Великий, живший несколько веков спустя, был неграмотен! Если бы Рим не пал, мы сейчас летали бы к звёздам!
– Глупости! – возразила Деби-Сова. – Тёмные века были не такие уж тёмны. Карл Великий не умел писать, но был мудр и покровительствовал наукам. Его царствование называют «Каролингским Возрождением». Карл организовал мастерские по переписке книг – скриптории. В его
