замке своей династии и не выросла – она и так была высокой девушкой, зато неожиданно сменила стиль.
Пышные чёрные волосы превратились в короткую стрижку «под мальчика», сногсшибательно дорогие и модные платья сменились на потёртые джинсы в обтяжку и расчётливо драную футболку – впрочем, тоже совсем не дешёвую. От этого принцесса потеряла часть своей величественности, зато… как бы это точнее сказать… очаровательно приблизилась к собеседнику или к любому восхищённо глазеющему субъекту.
– Как вам мой новый стиль «гаврош»? – спросила Дзинтара.
– Шикарно! – одобрил Джерри, а немногословный Хао лишь с энтузиазмом кивнул.
Никки пожала плечами:
– Раньше мне больше нравилось. Платья были такие красивые.
– Дикий робинзон! – отмахнулась Дзинтара. – Твоим мнением пренебрежём. Ты не понимаешь роли демократичного стиля в… э-э… -…в личной жизни, – догадался Джерри.
– Правильно, – голос принцессы остался спокоен, но её загорелые щеки стали капельку румяней. – Мне тоже хочется положить руку на чью-нибудь шею, и чтобы она при этом не отвешивала почтительный поклон.
Тут уже Джерри покраснел, а Никки озадаченно подняла брови.
– Неужели всё так плохо? – старательно небрежно спросил Джерри.
– Эх, Джерри, – вздохнула Дзинтара, – жаль, что у тебя нет второй головы и шеи…
Первая откровенность такого рода со стороны Дзинтары показала, что благородная принцесса окончательно перевела Джерри в разряд друзей и больше не собиралась смотреть на него другими глазами. Утренняя мимолётная сцена между Никки и Джерри вызвала неожиданный резонанс.
Юноша покраснел ещё больше, а Никки расхохоталась:
– Представляю себе: Джерри с двумя шеями и на каждой висит по девице!
– После того огненного танго на Балу Выпускников лучше превратить Джерри в двенадцатиголового дракона, чтобы успеть пристроиться хотя бы к одной шее! – усмехнулась Дзинтара.
Джерри совсем смутился и заёрзал на стуле. А Никки вдруг прекратила смеяться.
– Кажется, у меня проблемы… – сказала она. – А я, как назло, чертовски вспыльчива…
Из ожерелья Никки, где обитало много хитрых штучек, вырвался красный лазерный луч и погас в чашке чая, стоящей перед девушкой. Чай взбурлил, но быстро успокоился, исходя паром. Никки осторожно отпила из чашки и удовлетворённо кивнула.
– Нет у тебя никаких проблем, – проворчал Джерри. – Не кипятись.
– Вы как-то странно изменились за лето… Что случилось? – не смогла сдержать любопытства Дзинтара.
– Мы с Джерри стали больше, чем друзья! Гораздо больше! – смело сказала Никки.
– Он стал мой Лев, а я – его Леопард. Я влюблена в него больше, чем в шоколад.
Джерри заалел и сказал смущённо:
– Никки, это не принято – так откровенно хвастаться личными делами.
– Почему? – рассмеялась Никки. – Люди, вы странные! Хвастаться одеждой и машинами – можно, а своим Львом – нет? Ну-ка, немедленно похвастайся мной!
Джерри глубоко вздохнул и смущённо улыбнулся.
– Не могу. Это глубоко внутри и не выворачивается наружу.
Никки не была привередлива:
– Молодец! Всё равно хорошо сказал… – и она, улыбаясь, снова поерошила длинные каштановые волосы Джерри.
– Сил нет смотреть на вас, влюблённых идиотов… – проворчала размягчённо Дзинтара.
А Хао, действительно, опустил глаза и стал похож на задумчивого Будду.
Джерри с Никки не были бы так безмятежно поглощены друг другом, если бы знали, что в это же самое утреннее время проходили два совещания – на соседней планете и в ближайшем городе.
Одна встреча посвящалась Джерри, на другой обсуждалась судьба Никки.
В четырёхстах тысячах километров от Колледжа, в просторной комнате с низким потолком и без окон, вокруг круглого стола сидели трое мужчин. Как на подбор, все они имели средний возраст, невыразительные лица и неброские костюмы. Лишь голоса мужчин обладали индивидуальностью: один был пискляв, второй – баритон, а третий хрипел и покашливал.
Хриплый сказал:
– С сегодняшнего дня я возглавляю операцию «Наследник» и хочу, чтобы до «Беседы» мы задействовали «Сирену».
– Чёрт побери, ты уже третий раз это говоришь, – пробурчал баритон.
– Мы знаем, чего ты хочешь, – перебил писклявый. – Но пока «Профессор» не войдёт в активную фазу, мы не сможем спланировать следующие шаги.
– Ждать недолго, – сказал кашляющий, – «Профессор» активизируется уже сегодня.
– Не верю я в этого профессора, – пробормотал баритон, – в нём обаяния ни на грош.
От него воняет.
Другая встреча проходила в светлой роскошной комнате всего в пятистах километрах от кафе, где сидели четверо наших друзей. В огромное окно заглядывали солнце и вершины городских небоскрёбов.
Делового стола в комнате не было. Просто стеклянная сверкающая пластина с парой бокалов непонятным образом висела между мягких кресел.
В одном из них сидел красивый высокий человек и повелительным голосом говорил собеседнику:
– Сейчас она практически безопасна. Прикормите её немного, приручите – и достаточно. И так слишком много шума вокруг этой Маугли.
Второй человек слушал молча. Откуда-то сквозило ледяной очевидностью, что он безоговорочно предан говорившему. Ему было всё равно что делать – приручить указанную зверюшку или оторвать ей голову. Он выполнит всё, что прикажет прикормивший его всесильный хозяин.
– Будет сделано, ваше величество, – почтительно сказал он в конце встречи, вставая с кресла и привычно поклонившись.
При этом его правая щека сильно дёрнулась, обнажив белый верхний клык.
Ничего страшного, просто нервный тик.
У второкурсников лекции проходили по разным факультетам, и Никки с Джерри впервые оказались порознь. Это внесло грустную ноту в сентябрьский день. Зато последняя лекция
