был штатным сотрудником ЦРУ, согласившимся работать на КГБ, то Юджин был офицером советской разведки, нелегалом, работавшим в Северной Америке, — Что думаете делать? — спросил Крючков. — Его нужно срочно отзывать.
— Будем отзывать, — осторожно начал Шебаршин, — но мы хотим сделать это с минимально возможными потерями. Использовать Юджина для операции в Германии. Это облегчает его переход и позволяет проконтролировать большую часть денег, которыми он располагает. Да и операция в Германии очень важна.
— Это большой риск, — задумался Крючков, — вы хотите использовать Юджина в качестве наживки. А если нам порвут удочки?
Шебаршин молча смотрел на председателя КГБ, Он ждал его решения.
Крючков закрыл глаза, вспоминая тот холодный день, когда они вместе с Андроповым приехали провожать Юджина. Как много лет прошло с тех пор! Покойный Андропов даже в страшном сне не мог представить себе, что произойдет лишь через несколько лет после его смерти. Крючков вздохнул. Шебаршин по-прежнему терпеливо ждал.
— Хорошо, — наконец сказал председатель КГБ, — делайте как считаете нужным. И держите под контролем ситуацию с нашими «бывшими агентами».
Отработанный материал нам не нужен. Вы меня понимаете?
Шебаршин понимал все. Он встал, взял свою папку с документами. Кивнул головой.
— У Леонова будет достаточно работы и без вас, — сказал вдруг Крючков, — но я поручу, чтобы он занимался и этим делом.
И снова на лице руководителя советской разведки Леонида Шебаршина не дрогнул ни один мускул. Леонов был начальником аналитического управления, занимавшегося сбором и анализом информации. Шебаршин понял, почему Крючкову понадобился Леонов.
— Он дал согласие? — спросил Шебаршин. Даже здесь, в святая святых огромной империи, в кабинете руководителя самой мощной спецслужбы мира, он не решился назвать имя человека, давшего согласие на предварительную отработку введения в стране чрезвычайного положения. Крючков его понял.
— Да, — сухо кивнул он. Крючков почти абсолютно доверял Шебаршину. Во всяком случае, настолько, насколько мог в силу своего сухого, педантичного характера. — Нам приказано подготовить материалы по введению чрезвычайного положения. И не только в Литве. Он согласен.
— Я вас понял. Мы проверим всю нашу агентуру на местах, в странах Восточной Европы, — сказал уже стоя Шебаршин.
— И обратите внимание на перспективу, — напомнил Крючков, — это сейчас очень важно. Именно так — работать с прицелом на перспективу.
Когда Шебаршин вышел, Крючков долго сидел один и только заем потянулся к телефону, набрал номер министра обороны страны.
— Добрый день, — скупо произнес он.
— Здравствуйте, — маршал, как и все военные, немного боялся и недолюбливал главу такого ведомства, как КГБ. Но неизменно был в ровных товарищеских отношениях с всесильным Крючковым, понимая, как невыгодно ссориться с этим человеком.
— Нам нужно встретиться. Это по нашему разговору вчера.
— По Прибалтике? — понял маршал.
— И по Прибалтике тоже, — Крючков сжал трубку сильнее. Он вдруг испугался, что их разговор могут подслушать. И хотя он прекрасно знал, что разговор по ЭТОМУ телефону подслушать нельзя, никто не посмеет слушать телефон председателя КГБ, тем не менее он постарался закончить беседу и положить трубку. И, только положив трубку, вдруг подумал, что впервые за столько лет испугался неизвестно чего. Сознание этого испуга еще долго не давало ему сосредоточиться на текущей работе.
Будапешт. 13 января 1991 года
Йене Видак был многолетним агентом КГБ в Австрии. Он работал на КГБ еще с начала пятидесятых годов, когда это ведомство называлось совсем по-другому и его возглавляли совсем другие люди. Теперь, сидя в парке на скамейке, он невольно ежился от холодного западного ветра. Западные «ветры» разрушили не только весь логический уклад его жизни. Они пробили брешь в «железной стене» и сделали австро- венгерскую границу, прежде служившую водоразделом между двумя мирами, просто географической линией между двумя соседними странами. Видак не понимал и не принимал происходивших перемен. Он их боялся. И сегодня утром, приехав из Вены, он невольно вспомнил те дни, когда мог без всяких опасений встречаться с представителями советской разведки в любом месте Будапешта, даже в официальных учреждениях. Увы, те времена прошли.
Теперь Будапешт был не менее враждебным городом, чем Вена. Может, даже более, так как по непонятной логике волна антикоммунизма в бывших социалистических странах принимала характер бури, обрушивающейся на головы бывших партчиновников спецслужб.
Видак посмотрел на часы, и в этот момент перед ним возник связной. Он не знал этого связного и невольно нахмурился. Разведчики не любят, когда приходится общаться с незнакомыми людьми.
— Добрый день, мистер Видак, — сказал связной, — вам привет от вашего дяди из Братиславы.
— Он ничего не просил вас передать? — спросил Видак.
— Вот эту фотографию, — связной передал старую, давно знакомую Видаку фотографию. Тот, взглянув на нее, вернул связному. Теперь все было в порядке.
— У меня сложности, — сказал Видак, — кажется, в Вене моя работа подходит к концу.
— Нет, — убежденно ответил связной, — ничего не изменилось. Вы вернетесь в Вену и будете работать как прежде. Связь через нашего представителя в Австрии.
— Как прежде, — усмехнулся Видак, — уже нельзя работать как прежде.
Мир изменился. После расстрела Чаушеску и падения берлинской стены все наконец поверили, что мир изменился.
—: Это иллюзии, — спокойно парировал связной, — все остается по-старому.
— Только не для меня, — вздохнул Видак.
— Как это понимать?
— Я уже слишком стар.
— Вы решили прекратить с нами сотрудничать?
— Думаю, да.
— Вы серьезно подумали над этим?
— Конечно. Я считаю, что пора заканчивать. Все-таки сорок с лишним лет. И потом, я работал всегда и на свою страну, не забывайте об этом. Прежней Венгрии уже нет. Не знаю, каким образом, но нынешние разведчики пока не смогли узнать о моем существовании. Подозреваю, что ваше ведомство приложило к этому руку. Но в любом случае я устал. И мне больше ничего не нужно. Да и прятаться в собственной стране глупо и как-то обидно. Вы не считаете?
Связной молчал. Он пытался скрыть свое разочарование под маской равнодушия, но у него это плохо получалось. А может, во всем был виноват этот сильный западный ветер?
— Поэтому я и пришел на нашу встречу, — продолжал Видак, — на нашу последнюю встречу. Больше меня не увидите. Прощайте.
Ошеломленный связной даже не успел кивнуть на прощание, когда старик встал и зашагал от скамейки.
Видак уходил не оглядываясь. Кажется, он принял правильное решение. По дороге, когда пошел противный мелкий дождь, он нашел небольшое кафе и, зайдя внутрь, заказал себе любимый мартини. И, лишь несколько согревшись, вышел на улицу, продолжая идти к вокзалу. Он так и не увидел, как возникла эта большая машина позади него. Просто услышал вдруг скрежет тормозов и удивленно оглянулся. Автомобиль отбросил его на несколько метров вперед и затем, словно для пущей верности, еще и переехал
