людей, внешне ничем не отличавшаяся от любой беседы такого рода. Агенты уныло записывали разговор, уже не надеясь на удачу.
Берлин. 16 января 1991 года
— Мы не согласны, — зло говорил стоявший у моста высокий мужчина в штатском, — это, в конце концов, просто унизительно. Вы предлагаете глупые, нереальные условия.
— Почему, — возражал его собеседник, говоривший по-русски с очень сильным характерным немецким акцентом, — ведь вы все равно должны будете оставить это оборудование и помещения. А мы предлагаем вам хорошую сумму.
— Это вам так кажется. По оценкам ваших экспертов, только оборудование может стоить десятки миллионов марок. Мы не согласны на такую сумму.
— Полковник Волков, — вздохнул немец, — я вас понимаю. У вас есть полномочия от ваших руководителей. Но и у меня есть свои. Поймите, я не могу, не имею права предлагать вам больше, чем мне разрешили.
— В таком случае передайте, что мы настаиваем на той сумме, о которой мы первоначально договаривались. — Волков посмотрел на проезжавший мимо автомобиль. Проехав метров сто пятьдесят, автомобиль остановился, и из него вылезла целая компания молодых, явно загулявших людей. Несколько парней и девушек приехали сюда, на место бывшей берлинской стены, чтобы снова увидеть это историческое место и набрать камней, уже ставших сувенирами во многих странах мира. Двое молодых людей весело толкали своих спутниц, и те кружили у моста, беспрерывно щелкая фотоаппаратами.
Немец поежился, отворачиваясь от приехавших. Его явно коробило такое отношение молодых людей к недавней трагедии разделенной страны.
— Я передам ваши пожелания, полковник, — сказал он, посмотрев на часы, — но мне кажется, в наших общих интересах договориться побыстрее, пока этого не сделали другие.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Волков.
— Ничего. Просто мы имеем сведения, что не все в вашей стране согласны с переменами, происходящими в нашей. И мы готовы к любому развитию событий, даже самому худшему.
— Не нужно меня пугать.
— Боюсь, вы не поняли, — вздохнул немец, — это я не вас, это я себя пугаю. В Литве ваше руководство применило спецчасти КГБ и войска. Они сделали то, о чем их просил в свое время Хонеккер в Восточной Германии. Тогда они не захотели выводить из ангаров советские танки. Теперь, видимо, кто-то в Москве решил, что пришло время. И заметьте, это уже не в первый раз. Нам кажется, что в вашем руководстве скоро будут перемены. Отставка Шеварднадзе и события в Литве — очень нехороший симптом. Может оказаться, что нам просто не о чем будет договариваться.
— Это нас не касается. — Лицо полковника дернулось. — Меня не уполномочили вести подобные беседы. Так что мне передать? Вы согласны с нашими условиями?
— Да, — вздохнул немец, — придется согласиться. Я передам ваши пожелания. Учтите, что мы в одинаковой степени заинтересованы сохранить все в строжайшей тайне.
— Поэтому наши переговоры попали в печать? — зло спросил полковник. — Поэтому о них знает уже пол-Европы?
— Что вы говорите? — явно испугался немец. — В какую печать? Мы ничего не сообщали.
— Ваш «Шпигель» опубликовал статью о том, что советские генералы торгуют оружием и разбазаривают имущество Западной группы войск. Вы не читали статью в ноябрьском номере журнала?
— Это был просто пробный камень, — успокоился немец, — кажется, у вас так говорят. Они решили запустить такую утку на основании многочисленных фактов кражи имущества армии вашими солдатами и офицерами. Против руководства Западной группы войск у них пока нет ничего конкретного. Они решили таким образом устроить скандал, в результате которого могут всплыть дополнительные подробности. Скандальная статья, даже без упоминания имеющихся фактов, служит как бы резонансом, прелюдией к большому скандалу, и тогда масса свидетелей, решивших, что редакция располагает подобным материалом и кто-то уже опередил их в даче свидетельских показаний, бросается в объятия журналистов, пытаясь продать и свою информацию подороже. Это типичный трюк наших журналистов. Вы можете ни о чем не беспокоиться.
— У нас говорят: дыма без огня не бывает, — угрюмо огрызнулся полковник. — Возможно, проболтались ваши люди.
— Нет, нет, — поспешил успокоить немец, — мы специально все проверяли.
У них нет против нас никаких доказательств. Это только начало игры. Не обращайте внимания на подобные статьи.
— Стараюсь, — пробормотал полковник, — хотя в последнее время вы нас подводите. В свете начавшихся изменений в мире я бы советовал вам быть поосторожнее.
— Вы про Кувейт? — понял немец.
— И про Кувейт тоже. По моим сведениям, американцы начали сегодня широкомасштабную войну против Ирака. Пока моя страна соблюдает нейтралитет и даже внешне на стороне западной коалиции. Но ведь в Москве все может поменяться.
— Вы думаете, ваше руководство может поддержать Саддама Хусейна? Но ведь это катастрофа! Начнется третья мировая война. Американцы уже не уйдут с Ближнего Востока, пока не освободят Кувейт. Это для них уже вопрос принципа.
— Нет, — ответил полковник, — я не думаю, что дело может дойти до мировой войны. Просто руководство в Москве может несколько подправить свою позицию, и тогда американцы не будут столь нагло и беспардонно вести себя в мире. Вы меня понимаете? При этой ситуации наши войска еще очень долго будут находиться в Германии. И тогда нам придется заново пересматривать весь комплект наших договоренностей. Или еще конкретнее — просто отменить их.
— Вы не верите в быструю победу американцев?
— Нет, в это как раз я верю. При всем своем бахвальстве иракскому лидеру не устоять против объединенной коалиции союзников. Просто не тот уровень противостояния. Когда за спиной Саддама нет сильного союзника, он не продержится. Это очевидно. Но в любом случае нам надо быстрее договориться, — подвел итоги полковник. — О наших переговорах уже знают в Москве. И знают совсем не те люди, которых мы считаем своими союзниками.
— Я вас понимаю, — немец вздохнул. Ему всегда трудно давался разговор с этим мрачным полковником.
— Все еще может измениться, — мрачно заметил Волков и, показывая на веселящихся молодых людей, с неприязнью в голосе добавил:
— Может, они и правы, что собирают камни с разбитой стены. Может, вместо этой стены будет другая — еще выше и крепче прежней.
Немец испуганно открыл рот, но ничего не сказал, не решаясь спорить. А полковник, довольный эффектом, повернулся, чтобы уйти.
— До свидания, — Волков, засунув руки глубоко в карманы пальто, зашагал в сторону своего автомобиля.
Немец смотрел ему вслед и, лишь когда полковник скрылся за поворотом, повернулся и медленно пошел в другую сторону. Он вдруг с ужасом подумал, что его недавний собеседник может оказаться провидцем. И почти с суеверным страхом посмотрел на то место, где на его памяти всегда стояла стена. Эта проклятая для любого немца стена, отделявшая один мир от другого. И редко находились «сталкеры», согласные на опасные путешествия из одного мира в другой. Когда-то немец прочел книгу русских фантастов Стругацких и решил, что Зоной они называли Западный Берлин, в который так стремились попасть тысячи немцев из восточной части города.
Молодые люди по-прежнему дурачились у моста, не обращая внимания на проходившего мимо
