Казбек почувствовал, как его обливают водой. Он открыл глаза, вспомнив, что с ним случилось. И увидел две пары ног. Это было первое, что он увидел, придя в себя. Потом почувствовал, как его больно ударили по лицу. И тихо застонал. Один из похитителей посадил его около колеса.
— Пришел в себя, — сказал он, взглянув на своего напарника. Тот стоял рядом глядя на прикованного наручниками к бамперу машины Казбека.
— Где самолет? — спросил первый из незнакомцев. Он был смуглый, с черными блестящими глазами.
Казбек ухмыльнулся. Они могли незаметно войти в его дом. Они могли перехитрить его собак. Они смогли похитить его. Они многое могли, эти двое, которые выслеживали их колонну всю дорогу. Но они не знали, как умеют умирать настоящие мужчины. Они даже не подозревали, как тяжело им придется. Казбек приготовился умирать долго и страшно. Смуглый присел рядом с ним на корточки. У него было широкое лицо с короткими, будто наклеенными усиками. Он был молод, но редко посаженные зубы придавали его смуглому лицу какое-то зверское выражение.
Второй был постарше. Ему было около сорока. Казбек не мог разглядеть его лица.
— Ты нам все скажешь, — усмехнулся смуглый, неожиданно сильно и очень больно ударив локтем пленника. Казбек застонал от боли. У него была разбита губа. На рубашку потекла горячая кровь.
— Где самолет? — снова спросил мучитель. — Ты ведь нам все равно расскажешь. Я буду отрезать от тебя по кусочку, и каждый твой кусочек прижигать огнем. Ты даже не представляешь, как можно мучить человека. От боли ты будешь терять сознание, умолять меня, чтобы я тебя убил. Ты, конечно, расскажешь мне про самолет, но я уже не смогу остановиться. Твои крики услышит весь аул. Дети будут рассказывать своим детям о том, как страшно умирал их односельчанин. Я даю тебе еще одну минуту. Ты расскажешь нам все или умрешь. А перед этим все равно расскажешь.
Казбек, собрав все свои силы, плюнул кровавой слюной прямо в лицо мучителю. Тот встал и тяжело ударил ногой в живот Казбека. Боль, казалось, разодрала все тело. Казбек не хотел кричать, но не выдержал и громко застонал.
Его мучитель выпрямился и, озабоченно обернувшись к своему напарнику, сказал:
— Принеси какое-нибудь полотенце. Он сейчас начнет орать так громко, что его услышат даже в других городах.
Казбек подумал, что сейчас начнется самое страшное. Он мысленно призвал Аллаха помочь ему выдержать самые страшные пытки и умереть мужчиной. Ему было не жалко самолета и потерянных денег. Он, как настоящий мужчина, не боялся смерти. Его пугало только то, что он может умереть, не выдержав пытки. Он не скажет незнакомцам ничего. И не из-за того, что в самолете были деньги, которые ему не достанутся. Рассказав незнакомцам под страхом мучений, где находится самолет, он бы умер для самого себя как мужчина. А мужчине нельзя жить, не уважая самого себя. Это самая страшная смерть, какой только может умереть настоящий мужчина. Отсутствие уважения к самому себе. И именно поэтому он ничего не скажет своим мучителям и умрет с улыбкой на губах. Казбек поднял голову и вдруг начал петь. Громко, радостно, счастливо.
Смуглый зло сузил глаза. Достал нож, опять наклонился над Казбеком.
— Сейчас ты запоешь по-другому, — пообещал он, выпрямляя пальцы пленника. Казбек замер, приготовившись к мучительной боли. Сейчас лезвие коснется его пальцев. Сейчас он почувствует эту невероятную боль…
Глава 38
Они въехали в станицу ранним утром. «Жигуль» долго буксовал на дороге, пытаясь выбраться то из одной, то из другой ямы. Вообще вся дорога превратилась в сплошное мучение. Приходилось вытаскивать машину из очередной ямы, толкая ее изо всех сил. К утру, измученные и уставшие, они наконец доехали до небольшой станицы, которая была расположена в двадцати пяти километрах от Аграханского полуострова.
Станица Александровская была основана еще в начале девятнадцатого века, когда проникновение России на Кавказ столкнулось с нежеланием персидского государства пускать столь опасного конкурента к своим северным границам.
Расположенные между двумя империями небольшие лезгинские и азербайджанские ханства должны были выбирать, к кому именно обращаться за помощью. Северные области сделали выбор в пользу России, южные остались в составе Персии. Именно тогда в этих местах возникла станица Александровская, ставшая одним из форпостов военного присутствия России в этом регионе.
Спустя почти двести лет история начала повторяться. Жители станицы, в основном казаки и переселившиеся сюда из центральных областей России молокане, чувствовали себя особенно неуютно во время войны, иногда оказываясь в полной изоляции от своих соседей. Вместе с тем местные жители уже давно ассимилировались, выучили местные языки, породнились со многими соседними аулами и просто не представляли себе другого места жительства. Для них станица, расположенная в горах, и была их родиной, которую невозможно было бросить.
Прежде богатое и зажиточное селение постепенно начало приходить в упадок. Жить так близко к границе под постоянной угрозой набегов было очень трудно и опасно. Многие, не выдерживая подобного давления, бросали дома, скот, земли и уезжали из станицы.
К концу девяностых годов селение, когда-то насчитывавшее две тысячи человек, потеряло почти половину своих жителей. Люди уезжали, невзирая на трудности, с которыми им приходилось сталкиваться при переезде. Жить на линии огня, когда в любой день могли похитить вас или ваших близких, угнать ваш скот или отнять ваш урожай, было выше человеческих сил.
Дронго и его угрюмый спутник доехали до дома, где размещалось правление местного совхоза. Там находились несколько человек из местных жителей. В селах вставали рано, и, узнав о том, что к ним прибыла машина с чеченскими номерами, несколько человек с ружьями собрались в правлении, ожидая дальнейших указаний председателя.
Дронго вышел из автомобиля. Его встретило угрюмое молчание небритых хмурых людей, недовольно глядевших на приехавших. Они не скрывали своего недоброжелательного отношения к ним. Их было семь или восемь человек, и почти у каждого было ружье. Дронго поднялся по ступенькам в дом. На пороге стоял невысокий мужчина лет шестидесяти в хорошей норковой шапке, в дубленке, так не сочетавшейся с видом остальных плохо одетых и мрачных мужчин.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался Дронго.
— Ну, — буркнул мужчина — очевидно, председатель совхоза. У него были маленькие глаза, которые словно иголки вонзились в гостя, и крупный, круглый подбородок.
— Нам нужен проводник, чтобы добраться до Кызылюрта или Аграханского полуострова, — объяснил ему Дронго. — Мы ищем упавший здесь две недели назад самолет.
Мужчина, к которому он обращался, молчал.
Он просто смотрел на гостя и молчал. Главным для него было то обстоятельство, что неизвестные появились с другой стороны и у них был чеченский номер на машине.
— Мы хотим уехать, — устало сказал Дронго. — Может, вы хотя бы скажете, куда нам ехать, и не слышали ли в ваших местах об упавшем самолете? Или, может быть, вы знаете, где работает правительственная комиссия по розыску?
— Никаких самолетов у нас не падало, — ответил наконец председатель совхоза, — а вы лучше уматывайте отсюда. Нет здесь ваших самолетов и никогда не было.
— Может, у вас есть хотя бы бензин? У нас почти кончился.
— Нет. А если даже и был бы, то и тогда не дал бы. Много тут ездит разных, на каждого бензина не напасешься.
Дронго чувствовал напряжение, вызванное большим количеством вооруженных людей. Он чувствовал и то, как нервничает чеченский сотрудник милиции, который привез их в эту станицу.
— Послушайте меня, — разозлился Дронго — я ведь сюда приехал не для собственного развлечения.
