десятой степени составляет тридцать миллиардов сантиметров, или триста тысяч километров. Стало быть, тут запечатлена одна из мировых физических констант, которая не могла быть известной ни одной светлой голове того времени. С достаточной точностью скорость света установили только в нашем веке.
— А как же попала эта константа в древние книги?
— Если считать, что в книгах этих говорится о пришельцах из иных обитаемых миров, все станет понятным. Кстати, там есть и другие не менее любопытные цифры. «II II III СМLХХV», например. Конечно, не сразу догадаешься, что это такое. А это, как я полагаю, цифровое выражение так называемого дефекта массы. Правда, для этого нужно еще проставить знаки между римскими цифрами следующим образом: «II + II = III, СМ1ХХУ». Записанное арабскими цифрами, это будет выглядеть так: 2 + 2 = 3,975. Это и есть цифровое выражение синтеза ядер или дефекта массы двух атомов дейтерия, слившихся в один атом гелия.
— А вы откуда о всех этих премудростях так осведомлены? — удивляется ректор.
— Я до духовной академии в университете учился, отец Арсений, на факультете теоретической физики. А что означает этот дефект массы, я постараюсь сейчас объяснить…
— Не надобно, отец Феодосий! — машет руками ректор. — Мне этого все равно не понять. Это что-то имеющее отношение к водородной бомбе?
— Да, к термоядерным реакциям. Случайно это или не случайно в древних книгах? Я думаю, что не случайно. Тут должна бы быть еще и формула, в которой энергия равна произведению массы на скорость света в квадрате. Наверное, пришельцы пытались как-то втолковать все это тогдашним летописцам, но тем, конечно, были понятны только цифры, которые они перевели, видимо, с двоичной системы счисления пришельцев на десятичную землян римскими цифрами. Пусть теперь кто-нибудь еще попробует объяснить смысл этих цифр в старинных священных книгах по-другому…
— У вас все логично, отец Феодосий, не пойму только, зачем вы мне все это говорите?… В чем ваш замысел заключается?
— Затем, отец Арсений, чтобы доказать более убедительно, чем сделал это Дэникен, что на нашей планете действительно побывали пришельцы из космоса.
— А кто такой Дэникен?
— Один из ярых проповедников идеи космических пришельцев. По его книге поставлен в Западной Германии фильм «Воспоминание о будущем». Он шел и, кажется, идет еще на наших экранах. На Западе много шума наделала и другая книга — «Вечный человек». Ее написали французы Луи Повел и Жак Бержье. Они тоже пытались доказать пришествие инопланетян на нашу Землю. Но как? Ссылками на предположения, что в древности об этом событии существовали «какие-то записи». Еще кто-то из западных богословов утверждал, будто в Ветхом завете упоминается о сложном строении атома и законе всемирного тяготения. А вы, отец Арсений, обнаружили что-нибудь подобное в Библии?
Ректор очень внимательно и настороженно слушает Феодосия, отдавая должное и его знаниям и умению логически мыслить, а сам думает: «С какой же целью завел он этот разговор?…»
— Зато обнаруженные мною цифры в древних книгах уже не туманный миф, а сама реальность, — продолжает отец Феодосии. — Любая комиссия подтвердит вам это. Нужно только привести в порядок полуистлевшие страницы. Их, к сожалению, нельзя переносить и демонстрировать, они рассыплются от ветхости. Их текст необходимо размножить и обязательно на древнецерковнославянском. А подлинники под колпак, дабы уберечь от тления. Будут они у нас эталонными, так сказать.
— Как же, однако, собираетесь вы размножить их, да еще на древнецерковнославянском? Сейчас, наверное, ни в одной типографии и шрифтов-то таких нет.
— Было бы ваше согласие. У меня есть на примете умелец, мастер на все руки. Ему все посильно. Только нужно бы зачислить его в штат нашей семинарии слесарем-водопроводчиком хотя бы…
— А этот «умелец» верующий?
— Он потрясен и деморализован трагической гибелью своей жены, ушел с завода и хочет искать утешения под кровом православной церкви.
— Ну хорошо, мы найдем ему должность.
Даже у себя дома ректор долго не может успокоиться. С одной стороны, он понимает, что Феодосий слишком уж вольно трактует обнаруженные им цифры. Но, с другой стороны, любой изолированный факт сам по себе мертв, пока его не обоснует умный (а подсознание подсказывает: «Может быть, еще и ловкий») комментатор. Хотелось бы, конечно, остаток дней своих прожить тихо, спокойно (и снова голос изнутри: «Честно»), но уж такое время сейчас, что так не только не проживешь, но еще и с амвона, или, как говорят миряне, со сцены сойдешь раньше времени. Другие, более прыткие, вмиг тебя обойдут, себя и церковь прославив.
А церкви сейчас ох как трудно! Ректор всегда был лоялен к Советской власти. Конечно, она ведет атеистическую пропаганду, но, по мнению отца Арсения, не очень эффективно, гораздо больше делают сама советская действительность и достижения современной науки.
Вот и приходится бороться изо всех сил за тех, кого атеисты относят к «обыкновенным верующим». Они составляют большинство посещающих церкви, и без их «гривенников и полтинников», как цинично выразился отец Феодосий, оскудела бы церковная касса. Они-то как раз и прислушиваются к модернистскому толкованию отдельных положений вероучения.
Закрыть, может быть, глаза и дать возможность этому Феодосию осуществить свой замысел?…
Так и не придумав ничего более приемлемого, отец Арсений засыпает наконец тревожным сном.
10
Андрею Десницыну очень хочется поехать в Благов вместе с Настей. С тех пор как они поженились, были ведь у деда всего три раза, а он так всегда радовался их приезду и хоть донимал Настю вопросами, относился к ней заботливее, чем к внуку. Андрею это было приятно, огорчала лишь ненасытная любознательность старика.
— Уж ты потерпи, Настя, — виновато улыбаясь, говорил он жене.
— Мне его любопытство не в тягость, — отвечала Настя. — Я могу только позавидовать ему. Если даже доживу до его возраста, боюсь, что к тому времени охладею ко многому. А у него светлая голова и совсем не праздное любопытство. И потом, он не только спрашивает, сам многое знает. Читает ведь день и ночь.
Своим дедом Андрей всегда гордился, даже когда в бога верил. Злился на него иной раз за насмешки над духовенством и над самим господом богом, но уважал за прямоту, бескомпромиссность, смелость и оригинальность суждений.
Андрей решает не звонить ему и не посылать телеграммы, чтобы не утруждать старика приготовлениями к своему приезду. Он садится на утренний поезд, а в полдень уже стучится в дубовую дверь родного дома, в котором до сих пор знаком и дорог ему скрип каждой половицы, каждый предмет немудреной его обстановки, мурлыканье серого кота, трущегося о ноги. Сколько поколений этих домашних животных сменилось в доме Десницыных, но всегда были они тигровой масти, и называл их Дионисий неизменно Васьками, потому что сочетание букв «с» с мягким знаком, по уверению деда, очень нравилось котам. Был этот Васька Василием XII.
Дед широко распахивает дверь и, ни слова не говоря, заключает внука в свои все еще могучие объятия. Он, как всегда, в стареньком подряснике, хотя ни в церкви, ни в семинарии не несет уже никаких официальных обязанностей, лишь числится каким-то «заштатным консультантом».
Борода у Дионисия совсем уже седая. Черными остались только могучие толстовские брови. Не сдал и голос, по-прежнему силен и звучен, на зависть дьякону местного собора.
Лишь расцеловав Андрея троекратно, Дионисий спрашивает:
— Что же ты без Анастасии-то?
— Занята Настя, приедет попозже. Готовится к международной конференции.
— А ты надолго ли?
