Окончание агитационного выступления в том городе вылилось в шумный, красочный праздник. Состоялся конный парад ветеранов Гражданской войны в полной армейской форме. Играло по меньшей мере пять духовых оркестров, а следом за ними проехало штук пятнадцать повозок, – Сэм Клеменс предположил, что на них восседали мэры и мелкие политики, вероятно рассчитывавшие, что на них как бы осядет яркая мишура сегодняшнего торжества. Пешим строем, сияя медными пуговицами, прошло несколько сот человек в высоких цилиндрах, причем каждый – смотрелось это довольно нелепо – обмахивался пальмовым веером. За ними последовал женский хор; певицы стояли на открытой колесной платформе, разукрашенной каскадами белого, красного и синего шелка. Платформу тянула четверка взмыленных лошадей в разукрашенной цветами сбруе. Брайан одну за другой пожимал тянувшиеся к нему руки – а этих рук, казалось, были несчетные миллионы – и все старался поберечь почти уже сорванный голос.
– Все-таки нет на свете лучшего развлечения, чем политическая кампания, – заметил Сэм, обращаясь к мисс Бернар, в чьем обществе он снова проводил день.
Никола Тесла пообещал им показать нечто совершенно особенное, и Сэм гадал, что же именно это будет. Между тем вовсю били барабаны, тромбоны разом выводили пять разных мелодий, ну а лошади ржали и фыркали вразнобой со всеми пятью. Не было никакой возможности расслышать даже голоса женского хора, – плакат, кстати, утверждал, что это был Пресвитерианский хор Морристауна, – разве только на долю мгновения, когда время от времени смолкали духовые.
Сэм и актриса стояли на особом возвышении вместе с полудюжиной других важных гостей. Сегодня мисс Бернар была определенно в своей стихии; во всяком случае, она облачилась во вполне вызывающее пурпурное платье и замысловатую шляпу, увенчанную фиолетовым страусиным пером не менее трех футов длиной. Наслаждаясь происходящим, она махала толпе и весело улыбалась. Сэму тоже льстило внимание, но его мысли были заняты иным: он предпочел бы, чтобы организаторы скорее приступили к шоу Теслы… в чем бы оно ни заключалось. Сэм был в белом полотняном костюме, ставшем уже узнаваемым, в белой же панаме и ковбойском галстуке с зажимом, усеянным бриллиантами. Галстук был подарком от почитателя из Невады.
Никола Тесла сам проводил их до подиума. Там он постоял некоторое время, бесстрастно взирая на толпу, а вокруг него порхали голуби. Потом изобретатель удалился вместе со своим помощником, мистером Кзито, и только пообещал, что, если гости останутся до захода солнца, их будет ждать сюрприз.
И вот день, по всей видимости, склонился к закату. Более определенно Сэм не взялся бы сказать, поскольку погода стояла пасмурная. Мистер Брайан медленно пробирался в их сторону, продолжая безостановочно пожимать руки. Наконец он достиг подножия платформы и поднялся наверх по деревянным ступенькам, не забыв обменяться рукопожатиями с важными приглашенными.
– Рад вас видеть, мистер Марк Твен, – сказал он. – Я большой почитатель ваших работ, да, очень большой почитатель. Приятно видеть, что вы с нами в нашем богодухновенном труде…
– Зовите меня просто Сэмюэлом, мистер Брайан, – отозвался Сэм. – Богом клянусь, до чего же приятно в кои веки раз встретить политика, от которого не смердит враньем, черт подери! Задайте жару им всем!
Брайан на мгновение нахмурился, как если бы речи Сэма оскорбили его самые сокровенные чувства, но, передумав, он лишь сказал:
– Я вижу, вы и в жизни соответствуете своей репутации… – И повернулся поцеловать ручку мисс Бернар: – Душевно рад встрече с вами, мадам… Enchante [Очарован (фр.)]!
Между тем позади них происходило нечто странное. Краны и лебедки начали поднимать какие-то леса, по балкам которых тянулись в тысячу рядов лампочки Теслы. Когда люди увидели непонятные приготовления, толпа загудела, а Сэм услышал, как где-то поодаль ожила и деловито запыхтела паровая машина. Лебедки отработали и остановились, поставив вертикально квадратную конструкцию не менее пятнадцати футов высотой.
Мистер Кзито тем временем установил перед Уильямом Дженнингсом Брайаном хитрое приспособление, состоявшее из линз и вращающегося диска. Эдисоновская кинетоскопическая камера?… Нет! Нигде не было видно бобин кинетоскопической пленки. Зато к электрическому экрану, возвышавшемуся за спиной кандидата, тянулись толстые жгуты проводов… Что-то будет!
– Брай-ан! Брай-ан! Брай-ан! – нараспев скандировала толпа.
Кандидат в президенты вскинул руку, но голоса только сделались громче.
Потом Брайан начал говорить… И его голос разнесся над обширной площадью гулко, точно гром в горах. Или глас Божий. 'Черт меня побери, – пронеслось в голове у Сэма, – если это не Тесла выдумал способ электрически усиливать голос!'
Толпа замерла, ошарашенно и благоговейно внимая.
Но электрическим усилением голоса дело не кончилось. В действительности это был самый меньший из сюрпризов, ибо за спиной кандидата разгорелась и вспыхнула гигантская матрица. Десять тысяч лампочек переливались волнами яркого цвета. Люди ахнули все разом, полагая, что увидели наивысшее чудо электричества, но и это оказалось всего лишь прелюдией, ибо пляска цветов постепенно успокоилась, и на экране возникло размытое изображение.
Сначала трудно было понять, что же это такое. Слишком непривычным было зрелище, ведь человеческий глаз еще никогда ничего подобного не видел. Однако потом… Лицо? Несомненно, на экране появилось лицо. И это было лицо Уильяма Дженнингса Брайана! Люди в толпе снова начали переговариваться и наконец дружно взревели от восторга. Вот теперь всем было все ясно. Им показали картину, нарисованную светом десяти тысяч лампочек. И эта картина жила, она двигалась! Вот Брайан заговорил, и в такт мощному электрическому голосу зашевелились на экране губы.
– Ну как, устройство работает? – спросило огромное изображение. – Бог свидетель, я себя слышу!… Мистер Тесла, вы действительно гений!
'К подобному чуду еще бы да великие слова…' – мысленно поморщился Сэм. Мистер Брайан поистине упустил неповторимый шанс. Мог бы заранее приготовить что-нибудь подходящее к случаю. Например: 'Чудны дела Твои, Господи!'
Тем не менее толпа разразилась смехом и одобрительным ревом, а Брайан продолжал говорить как ни в чем не бывало, и электричество усиливало его голос, а полыхающее изображение переливалось и двигалось.
– Леди-хористки и джентльмены-оркестранты, ветераны войны и народ великого штата Нью-Джерси! Я приехал к вам со смиренной просьбой о помощи. Мне нужно немногое… Отдайте за меня свои голоса, и вместе мы приведем нацию к величию, которое в своей беспредельной мудрости задумал и предначертал нам Господь!
Все взгляды были прикованы к иллюзорному изображению, производившему поистине гипнотический эффект…
Сообщения о движущихся картинах Тесла разлетелись мгновенно, все кругом о них только и говорили.
'Небывалое в истории искусство управления светом! – писала газета 'Геральд'. – Мистер Тесла утверждает, что вскоре освоит способ передавать свои картины посредством эфирных лучей. Он собирается назвать свои передачи 'телевидеон', си-речь 'дальновидение'…'
Горовиц отшвырнул газету.
– Если Тесла способен передавать свои картинки электрическими лучами, Брайан начнет выступать даже в тех городах, которых сроду не посещал! – объявил он. – Это затмевает к чертям собачьим и говорящих кукол, и даже кинетоскопы! Он нас разгромит со счетом десять – один! Нет, сто к одному!… Сколько экранов телевидеона он может сделать?
– Каждый такой экран наверняка очень дорого стоит, – отмахнулся сигарой Маркус Ханна. – Я слышал, каждая лампочка, наполненная разреженным газом, стоит около десяти центов. А сколько их в каждом экране? Тысяч по десять. Значит, каждый экран обойдется в тысячу долларов. При таких ценах они не смогут печь их как пирожки!
– Не забывайте о мистере Вестингаузе, – сказал Горовиц. – Не секрет, что за спиной Теслы стоит
