Брайан рассмеялся.
– Ну, при вашей всем известной любви к виски, чему тут удивляться…
– Я не только о сухом законе. Я и законодательный запрет дарвинизма имел в виду.
– Атеистам будет позволено преподавать теорию эволюции сколько душе угодно, но только не в государственных школах. Вы же умный человек, мистер Клеменс! Неужели вы происходите от обезьяны?
Сэм глубоко затянулся сигарой.
– Послушать моих друзей, так еще от чего похуже, чем обезьяна… Иные люди стоят ближе к обезьяне, иные дальше, но, по-моему, если уж говорить о происхождении человека от обезьяны, это обезьянам, а не людям следовало бы оскорбляться!
– Мистер Клеменс, я, право, не знаю, сердиться на вас или смеяться. Вы у нас, может быть, скрытый атеист? Не верится мне, чтобы ваши истинные убеждения соответствовали тем речам, которые я только что от вас услышал. Какова, собственно, ваша жизненная позиция?
Клеменс снова затянулся, прежде чем говорить.
– Ну, на мой взгляд, мистер Брайан, жизненная позиция – вещь двуединая. Есть кредо, о котором мы говорим на публике и излагаем в газетах, и есть глубоко личные убеждения, о которых мы предпочитаем не распространяться.
– Никак не могу с вами согласиться, мистер Клеменс. Если я истинно верую во что-то, я объявляю об этом всем и каждому без утайки. А ваши слова, по-видимому, следует понимать так, что вы всех людей поголовно считаете лжецами?
– Не то чтобы в прямом смысле лжецами, нет, сэр, ни в коем случае. Просто кое-кто оставляет свое мнение при себе, вот и все.
– Так скажите же мне это ваше глубоко личное мнение. На чьей вы стороне в великой битве Господа с Сатаной?
Марк Твен попыхивал сигарой, пристально глядя на Брайана. Шерстяной костюм-тройка, часы на золотой цепочке, круглое открытое лицо… Одежда политика и сущность фермера. Это было видно невооруженным взглядом. 'Да гори оно все синим огнем…' – подумалось Сэму.
– Хотите всю правду, мистер Брайан? Хорошо, скажу вам, как на духу. Полагаю, я не отказался бы присоединиться к мистеру Сатане.
– Мистер Клеменс, есть некоторые материи, по поводу которых шуточки неуместны, и думается, мы затронули как раз такой вопрос.
– Хорошо, мистер Брайан, выражусь иначе. Мне представляется, что Писание мажет мистера Сатану черной краской и всячески его оскорбляет, а самому ему высказаться никто не дает.
– Отнюдь, мистер Клеменс, отнюдь! Громкий голос Сатаны мы слышим каждодневно и ежечасно. А вот голос Господа нашего, наоборот, скромен и тих, и, покуда мы не замрем в молчании, нам его не услышать.
– Чушь! В мире полным-полно горлопанов от христианства, и вы – один из этого множества, разве что выступаете несколько успешней других. Да что там, иной раз улицу не перейти, не напоровшись на десяток-другой самодовольных проповедников, вещающих столь же расплывчато, сколь и благочестиво! Сами-то себя вы хоть слышите?… А что до Сатаны – по-моему, парня кругом оболгали, и, честно вам скажу, – жду не дождусь личной с ним встречи, чтобы выслушать его версию событий!
– Думается, вы…
– Проповедники же, – перебил Клеменс, – по моим скромным наблюдениям, в подавляющем большинстве своем суть отпетые мошенники на доверии. Языки без костей. Выманивают у людей денежки под расплывчатое обещание рая на небесах. Вредоносные и бесполезные люди!
– Мистер Клеменс, – холодно проговорил Брайан, – если я вас правильно понял, вы меня только что обозвали мошенником.
Сэм медленно кивнул.
– Полагаю, – сказал он, – именно так и произошло.
– Мистер Клеменс, мой предвыборный штаб и я лично оказали вам всяческое гостеприимство. Тем не менее оскорбления терпеть я не намерен. Поэтому будьте любезны удалиться. Мои помощники получат распоряжения, гласящие, что отныне и в будущем ваше общество для меня нежелательно.
Сэм снова кивнул:
– Вы просили меня высказать личное мнение, и вы его получили. Не говорите потом, что я вас не предупреждал… Да, и что касается Дарвина, – думается, я до некоторой степени склоняюсь в его пользу!
А у Эдисона, что называется, корабль шел ко дну.
Его лаборатория в две недели разработала трубки флюоровидения, способные составить конкуренцию телевидеону Тесла. Теперь разгорелось яростное соперничество за телеграфные линии, способные донести речи оппонентов до каждого населенного пункта, – к вящей радости и немалой выгоде компаний, занимавшихся телеграфом.
Однако политические карты, которые самым тщательным об разом составлял Горовиц, угрожающе пестрели красными флажками – цветом брайановских демократов, – что медленно, но неуклонно распространялись из центральных районов страны к периферии.
Повсюду, от Аллеганских гор до Скалистых, фермеры и рабочие прислушивались к Брайану. Причем отнюдь не политические спичи завоевывали ему новых сторонников, а все шире распространявшееся телевидеонное проповедничество. Выходило, что Брайан сумел нечаянным образом достучаться до самого сердца Америки. К примеру, он мог рассказать по телевидеону о чудесных исцелениях, совершенных Иисусом, затем призвать зрителей к совместной молитве – и назавтра же сотни газет пестрели сообщениями о прозревших слепцах. Он распевал со зрителями псалмы – и, если верить все тем же газетам, люди вставали с одра смерти, чтобы принять в этом участие. А уж стоило Брайану упомянуть о деньгах, как по всей Америке распахивались не только сердца, но и кошельки. Пожертвования стекались щедрой рекой, со всех сторон и во всех мыслимых формах.
А вот речи Эдисона о запланированных им перестановках в правительстве и о научном подходе к управлению не слушал практически никто.
Тем не менее, когда к нему явился Сэм Клеменс (а он явился, преспокойно миновав того самого деятеля, что какой-то месяц назад уверял его в полной невозможности встречи с мистером Эдисоном), кандидат от республиканской партии выглядел вполне жизнерадостно.
– Мистер Марк Твен! – громко приветствовал он Клеменса. – Я ваш горячий поклонник!
– Спасибо большое, – ответил Сэм.
Эдисон приставил к уху ладонь.
– Не могли бы вы говорить малость разборчивее? Вынужден признаться, я стал чуточку глуховат…
Клеменс прокашлялся и повторил:
– Я сказал, спасибо большое.
– Да, да, я так и думал, что вы сказали именно это… Знаете, до меня дошел слух, будто идею телевидеона подсказали Тесле вы с мисс Бернар. Это правда или все врут?
– Зерно истины, может, и есть, мистер Эдисон, – сказал Клеменс. – Но, уверяю вас, совсем крохотное.
– Истина, говорите? Нет, в самом деле выдающееся изобретение. Мне понадобилась почти неделя, чтобы создать нечто в том же духе. Если вам когда-нибудь понадобится работа, милости прошу на мою фабрику! Чарльз вам немедленно подберет что-нибудь подходящее, только скажите ему, что вы от меня.
– Я нынче далек от изобретательства, мистер Эдисон, – сказал Клеменс. – Все, что касалось электричества, сделал Никола…
– Что-что? Никола?… Как же, мой бывший служащий… Что ж, неплохим ремесленником его, пожалуй, можно назвать. Паять он выучился, да, но не более того… – И Эдисон перешел к делу. – Так что же вас привело к нам, мистер Твен? Видите ли, я очень занятой человек…
