доверяют; это уже само по себе настоящий прорыв. И потерпеть-то всего час, о'кей?
Я уже решил, что соглашусь.
– О'кей. Но сначала ты должна ответить мне на один вопрос.
Она настороженно взглянула на меня.
– Какой?
– Почему ты в этом участвуешь под именем Фло?
Ли и Джастин, она же Фло, обговорили последние детали, а я тем временем допил свой последний стакан. Фло была такой надменной, такой таинственной. Ли совсем не был пьян, но кто может сказать, каким должен быть китайский революционер-математик после выпитого виски? Пелл выглядел как всегда: незначительным и ненадежным. Но разве я мог оспаривать решения Большой Птицы? Все уже продумано. Когда такая организация, как 'Спасение Земли', уходит в подполье и находится под постоянной угрозой разгрома, о демократических решениях мечтать не приходится. Чем меньше знаешь, тем лучше.
Фло взглянула на часы.
– Пора, – сказала она. – Удачи тебе, Коул. – Она поцеловала меня в обе щеки и отошла.
– Что это, Сопротивление? – Я спрашивал не столько ее, сколько себя; ведь Фло с Пеллом уже вышли через заднюю дверь. На первый план выступило то единственное в моей жизни, что вообще имело смысл. Я со стуком поставил пустой стакан на стойку бара.
– Доктор Ли, я в вашем распоряжении. Давайте действовать.
– Идти за мной. – Китаец улыбался до ушей.
1
Мы с Ли вышли через главный вход. В руках у профессора был дипломат, исписанный формулами; от этого вид у него был еще более глупый. Когда он объяснял технические детали плана, его ковбойский английский становился вполне вразумительным.
– Согласно Барбуру, Хокингу и Лю Суню, – сказал он, когда мы сели в его автомобиль, – Время – это иллюзия. Мы живем в вечном настоящем, существуем каждую секунду во всех эпохах. Отдельные Вселенные, как бусины на нитке.
– Это я слышал, – ответил я. – Мы бусины, Время ожерелье. Но какое отношение имеет эта теория к нашей задаче?
– Ожерелье Времени петляет, – таинственно произнес Ли.
– Ну и что? – Я был не так уж пьян, но и не трезв. Мне было интересно узнать, куда мы направляемся, но я решил не задавать вопросов. Моя роль заключалась, насколько я понимал, в том, чтобы создавать иллюзию вестерна – стрелять, скакать и т. п.
Автомобиль Ли производил много шума. Мы ехали по булыжной мостовой назад в сторону кампуса. Я с трудом различал то, что говорил мне Ли, а он продолжал объяснять, что, так как Время понятие относительное, доступ к алгоритму должны иметь два человека – в связи с 'субъективная фактора', как он выразился.
– Какому алгоритму? – просто ради вежливости спросил я.
– Математического проникновения в завтрашний день.
– Значит, наше путешествие во времени имеет какое-то отношение к математике?
– Именно так, – ответил Ли и повернул к кампусу.
– Понятно, – ответил я.
Китаец включил первую скорость, и машина задергалась. Китайцы, похоже, думают, что таким образом можно ехать быстрее. Оказавшись снова в кампусе, я почувствовал себя увереннее. Даже теория чокнутого профессора казалась тут более или менее связной. Час, потерянный в знакомой обстановке: и окажу услугу Большой Птице, и обещание, данное Хелен, выполню. Я же сказал ей, что не вернусь на квартиру до десяти часов. По крайней мере, тут реальное дело, а не какой-то там кинотеатр.
Но дальше я уже чувствовал себя не так уверенно. Ли проехал мимо здания факультета и остановил машину у студенческого корпуса. Здесь я редко бывал. Хотя занятия уже закончились и почти все разъехались на каникулы, но повсюду раздавалась громкая музыка в стиле рэп – еще одно доказательство того, что большинство студентов Свика истинные головорезы и хулиганы; словно это и так не ясно, вон, стоит лишь взглянуть на тех немногих, что еще бродят по кампусу.
Дальше – хуже. Оказалось, что у Ли есть ключ от подвала.
Мы спустились туда, он закрыл дверь и включил свет. Мы стояли в большом пустом помещении без окон, с бетонным полом, словно я вернулся в детство, в Теннесси, и попал в подвал церкви. И даже на стене висели большие часы, как и там; мальчиком я подолгу за ними наблюдал.
На часах было восемь сорок семь. Еще рано, впереди длинный-длинный вечер, самый длинный в моей жизни, как выяснится потом.
В центре подвала стоял знакомый предмет, но совершенно непонятно как тут оказавшийся. Планер – старинный, металлический; именно такой мы использовали вместо качелей на террасе в доме бабушки в Теннесси. Планер был выкрашен в тускло-оранжевый и голубовато-серый цвет, висел он на низко опущенной квадратной раме.
Сначала я решил, что попал на склад блошиного рынка или распродажу старья, но потом заметил загадочную улыбку Ли.
– Это она и есть? – Я пнул планер, он заскрипел. – Твоя машина времени?
– Нет. – Ли достал из дипломата мини-компьютер и постучал пальцем по маленькому дисплею. – Вот математика завтраснего дня. Планер просто для сидеть.
Я подумал, что наш час может затянуться, но все же забрался в планер и попробовал раскачаться, как на качелях. Я помнил этот скрипучий звук – звук моего детства. Он больше походил на жалобный, пронзительный визг. Мне он всегда напоминал мышиный писк.
– Субъективная фактора, – произнес Ли. Он поставил свой дипломат на пол рядом с планером и сел рядом со мной. – Сидим на одном металле. Одинаковые уравнения полей. Двигаемся, но остаемся на месте. Все хоросо для математики завтраснего дня.
Математика завтрашнего дня.
– Пусть будет так, – ответил я. – И что теперь – раскачиваемся? – Я пнул планер.
– Придерзи лосадей. – Ли затормозил ногами, планер за крутился вокруг своей оси и остановился. Ли показал на часы. – Петля начинается в девять.
– Пусть так. – Было восемь пятьдесят шесть.
– Придерзи лосадей, Казинский из Джерси. – Он улыбнулся и достал из кармана своей ужасной куртки-сафари какой-то предмет, который я принял за зажигалку. Но оказалось, что это малюсенькая (и довольно милая) цифровая камера.
– Смотри! – сказал он.
Я сунул камеру в карман и пожал плечами. Часы на стене показывали восемь пятьдесят восемь. Я подумал, что если продержусь этот час, то в результате все останутся довольны, а я в десять ноль-ноль спокойно смогу пойти домой. Я представлял себе, каково будет в квартире без Хелен, но не мог представить, как там будет без ее маленькой собачонки.
Ли что-то крутил на своем ручном компьютере, на маленьком дисплее мелькали цифры.
– Три пути, – сказал он, не поднимая глаз. – Три возмозных слутяйностя. Первая слутяйностя – алгоритм не работает, никто нитего не теряет и нитего не полутяет. Самая вероятная слутяйностя. Второй алгоритм завтраснего дня слиском хоросий, а это знатит, сто мы улетим слиском далеко, до самого Конца Времени. Третий алгоритм правильной работы, в этой слутяйности мы пролетаем ссерез мультивселенную одну микросекунду, потом кусокь побольсе, потом ессе больсе и до трех…
– Ого, – сказал я. – Конец Времени?
– Вряд ли, – заметил Ли. – Только если квадратный кореня из квадратного кореня первой бесконетьной прогрессии раз делится на третье целое тисло нижнего равенства, сто вряд ли. Так сто нет проблем.
