пару раз намекнуть, но боялась, что он заведет эту мужскую заезженную пластинку про свободу и боязнь зависимости и про то, что он еще не созрел для брака. Посему молчала. Мы просто жили, и это нас устраивало.
– Наверно так действительно лучше, – вздохнула Божена, – а я-то за всех своих замуж выходила, столько мороки со свадьбами, потом с разводами, неописуемо.
Я согласилась, и мы снова замолчали.
– Ива, говори, пожалуйста! – взмолилась Божена. – Это просто невыносимо! Когда мы молчим, мне в голову лезут всякие ужасы!
– Хорошо, – я тяжело вздохнула, пытаясь отогнать собственные кошмары. – Вот, к примеру, знаешь ли ты, что акулы не имеют плавательного пузыря и поэтому вынуждены двигаться без остановки, потому что если акула остановится, она утонет, представляешь?
– Удивительно, как это я столько лет жила без этой информации! – проворчала Божена.
– Тогда сама что-нибудь рассказывай, – обиделась я. Последний раз в жизни хотелось блеснуть эрудицией и то не получилось.
– Хорошо, – Божена устроилась поудобнее. – Решила я однажды приготовить пончики…
– Только не про еду! – взвыла я, мучимая голодом.
– Акул, между прочим, тоже есть можно.
Некоторое время мы обе сердито молчали, а я представляла себе огромную жареную акулу, всю в пончиках…
Отлежав все бока, мы поднялись, сели и одновременно вздохнули.
– Как все плохо, – констатировала Божена.
– Хуже некуда, – согласилась я.
Вытащив из сумочки часы, я снова посветила огоньком зажигалки, и выяснила, что прошло еще два часа.
– Может, он забыл о нас? – простонала Божена.
– Навряд ли он забудет про такое событие в жизни.
– Что же делать? Может в двери постучать?
– А что именно ты собираешься ему рассказывать?
Голова кружилась, перед глазами расплывалась даже темнота, желудок просто вопил от голода, кроме того, страшно хотелось курить. Одна сигарета на двоих только раздразнила страсть к пороку.
– Расскажу про Текину…
– Так он и поверит! Да и какая разница, расскажем или нет, все равно он нас отсюда не выпустит, так что можно не тратить силы и не унижаться. Будем держаться до конца, пусть эта свинья не радуется, что сломал нас.
– Думаешь, нам станет легче умирать голодными и гордыми?
– А что, лучше валяться у него в ногах, и лепетать про злого привидения, который нас втравил во все это? Я не доставлю ему такого удовольствия! Я до последнего вздоха хочу чувствовать себя человеком!
– Да, ты права.
Мы гордо легли на вещи, решив экономить силы. Я очень сожалела, что от нервов мы с Боженой почти весь день ничего не ели. Если бы мы немного больше уделяли внимания своим желудкам там, на свободе, то сейчас перед моими глазами не крутились бы всевозможные кулинарные изыски, чередуясь с ведрами шампанского и бочками мартини.
Прошло еще около часа. По истечении этого срока, я готова была признаться в убийстве Кеннеди…
– Эй, вы! – послышался за дверью голос Александра, и мы от неожиданности подпрыгнули. – Ну что, созрели?
– Захлебнись в унитазе, крыса! – выпалила Божена.
– Значит, еще нет, дозревайте.
Мы хором пожелали ему счастливого пути в известном направлении и еще более гордо легли умирать дальше.
– Божена, – вздохнула я, пристраивая сумку под голову, – признайся честно, ты кого-нибудь из своих мужей по-настоящему любила?
– А почему ты вдруг спросила?
– Хочется напоследок поговорить не только о том, как есть хочется, но еще и духовных ценностях.
– Ладно, – Божена задумалась, вероятно, припоминая всех своих мужей. – Пожалуй, я по-настоящему любила только Франтишека, да и то я это понимаю, только сейчас…
– Отца Влада?
– Да.
– Но, Влад появился у тебя еще тогда, когда ты училась в школе, и я прекрасно помню твои залитые слезами письма и крики о том, как ты ненавидишь Франтишека.
– Это надо было сказать спасибо моим родителям, которые нас чуть обоих не убили, когда открылось мое интересное положение, но потом все нормализовалось.
– Влад совершенно не похож на поляка, – задумчиво сказала я, – он больше на испанца смахивает. Я помню его еще маленьким, такой был невероятно красивый мальчик, ясное дело, что ты не устояла перед его отцом. У Влада были такие огромные черные глаза, с такими длинными густыми ресницами, просто загляденье.
– Они и сейчас у него остались, уверяю тебя. Влад еще и очень умный и одаренный мальчик. Я очень благодарна Франтишеку за такого замечательного сына, которого… которого… я больше никогда не увижу- у-у-у-у!
Божена неожиданно разрыдалась. Сердце у меня тут же перевернулось вверх тормашками и я поползла ее утешать, хотя утешать было особенно нечем.
Прошло еще сто или двести лет, кулинарные изыски сменились батоном хлеба и заветрившейся колбасой, а ведра шампанского – пахнущей хлоркой водой из-под крана.
– Господи! – простонала Божена, поднимаясь с наших измочаленных платьев. – Я от голода даже заснуть не могу! Терзают самые настоящие кошмары – бигосы там всякие, куры жареные…
– Кстати, помнишь, я просила у тебя рецепт свинины в пивном тесте? Ты мне так и не дала…
– Хочешь, сейчас расскажу?
– Божена, ты что, мазохистка?!
– Нет, просто есть очень сильно хочется. Знаешь, я вот что заметила, почему-то особенно мучает голод именно тогда, когда ты знаешь, что тебе покушать не светит. Я вот как-то сидела на диете…
– Тише! – прервала я ее воспоминания.
За дверью послышались какие-то звуки.
– Давай хоть напоследок звезданем его по роже? Вот увидишь, как легче станет умирать.
– Давай, – с готовностью согласилась подруга.
Мы поднялись и, шатаясь от слабости, побрели к лестнице.
– Поднимемся по ступенькам или здесь подождем? – прошептала я.
– Давай поднимемся, – шепотом ответила Божена. – Может, удастся спустить его с лестницы, и он сломает себе шею.
– А вдруг он не войдет сюда?
– Тогда скажем, что согласны всё рассказать, он обрадуется, дверки распахнет, тут мы его и встретим.
Представив себе эту прекрасную картину, я ощутила небывалый прилив сил, наверное, это и называется «вторым дыханием». Судя по яростному сопению Божены, такое дыхание открылось и у нее. Мы пожелали друг другу удачи и потихоньку стали подниматься по лестнице.
Глава четырнадцатая: Вот так да!
Двери отворились, в подвале вспыхнул свет, и мы с Боженой замерли на ступеньках, раскрыв рты. Ноги у меня подкосились и я уселась на лестницу с единственной мыслью – теперь я уж точно свихнулась. В дверях, высился Гарри Либерти, справа от него стоял Марк, а слева Франсуа в форме жандарма. Божена схватилась за голову, застонала и села рядом со мной.
– Подружка, мы сошли с ума! – со слезами в глосе, произнесла она.
