«куролесенью», Таисью никак утихомирить не получалось, и я уже настроилась на худшее. Но к счастью объявили нашу станцию, сообщили, что поезд дальше не идет, и я спешно поволокла подругу из вагона на пустынную платформу «Выхино». Маршрутки в такой поздний час уже не ходили, и это означало тягостное, болезненное расставание со стольником, томящимся от одиночества в кошельке. И вообще, мне было холодно и грустно, так весело наклюкаться как Тайка, я почему-то не смогла, напротив, продукция симпатичных картавых французских виноделов кислотно плескалась в желудке, вызывая изжогу и отдаленную головную боль. Что называется: «не пошло»… В горячий душ и спа-а-ать…
Уже у самой остановки я заметила, что чего-то не хватает. Не хватало Тайки, она куда-то подевалась по дороге.
– Ну, черт побери! – в сердцах выругалась я, озираясь по сторонам. Пришлось идти обратно, высматривая потерявшуюся пьянчужку.
– Та-а-аая!!! – ревела я раненным бизоном. – Ты гдееее?!!
– Здесь я! – от круглосуточной палатки отделился знакомый силуэт и, размахивая двумя бутылками шампанского, поспешил мне навстречу.
– Изверг рода человеческого! – я подхватила ее под руку, чтобы она не дай бог, не шмякнулась вместе с бутылками и поволокла ее к стоянке такси. Выбор автомобилей оказался невелик: один единственный жутко грязный гроб на колесах неизвестной науке модели. Как правило, владельцы именно таких убогих транспортных средств запрашивают звездные суммы за проезд и не уступают ни копейки. Выломав дверь, я просунула голову в салон и назвала адрес. За рулем сидел совсем молодой парень с таким выражением лица, будто у него только что отняли любимого медвежонка и по этому поводу он собирается поднять рёв.
– Садитесь, – печально кивнул он.
– Сто рублей! Больше нет!
– Садитесь, садитесь.
Звеня бутылками, Таиска укомплектовалась на заднее сиденье, я уселась впереди показывать дорогу.
Слава богу, грустный парень ехал молча, непринужденная трепотня водилы с пассажирами далась бы мне ох как непросто. Мне нужны были тишина и покой, надо было все обдумать по свежим следам, кажется, что-то вырисовывается, главное теперь ухватить… Водитель молчал, но собраться с мыслями все равно не получалось: жить не давала удушающая приторно-сладкая вонь, источаемая белой блямбой, болтавшейся на зеркальце. Прищурившись, я прочитала бледную надпись на блямбе: «Кокос».
– Здесь куда?
– Направо. Там потом прямо, потом налево, все время прямо, а там совсем недалеко.
Минут через десять он притормозил у моего подъезда. Угорев от «Кокоса», я расплатилась и полезла на свежий воздух, вытаскивая следом придремавшую в тепле подругу. Победив домофон, победили древний лифт, непонятно как еще работающий и наконец-то попали в квартиру, где нас встретил истосковавшийся по прогулке Лавр. Желания свои он выражал очень бурно, было ясно, что до утра песик потерпеть уже никак не сможет.
– Эх, жизнь моя убогая, тараканами проеденная! – я нацепила Лавруше ошейник и потащилась в обратном направлении.
– Лаврик, – скорбно ныла я, чувствуя, как ноги в меховых ботинках постепенно превращаются во что-то большое, безобразное, гудящее, пульсирующее… – ты давай все свои дела по быстренькому сделай, а? И домой пойдем, а то мамочка сейчас подохнет прямо тут, во дворике… Лавричек, ну давай, ка-ка и домой.
Милый пёс оперативно посетил любимые кусты и подбежал ко мне, размахивая хвостом и преданно заглядывая в глаза, мол: «всё, я готов! Так быстро, как только смог».
– Спасибо, родной! Спасибо, золотой!
А в моей квартире жизнь била ключом: Тая уже открыла шампанское, причем сразу обе бутылки, хотя на трезвую голову она панически боялась браться за такое рискованное предприятие, как извлечение пробки из угрожающе шипящей бутылки. На столе горела единственная свечка, припасенная на случай очередного перебоя с электричеством, а подруга моя ожесточенно пыталась выжать музыку из не включенного в розетку магнитофона. Пока я мыла Лавруше лапы и пузо, она все пыталась доломать не в чем не повинную аппаратуру. Закончив с песиком, я воткнула вилку в розетку, нашла наименее противную радиостанцию, переоблачилась в свой любимый махровый халат, фасона «мишка на пенсии» и, наконец, смогла перевести дух.
– Ну, что, подруга, – Тайка поставила на кухонный стол два бокала, – давай, что ли, за нас!
– Давай, – вздохнула я, зная, что она все равно не отвяжется.
– Знаешь, я что подумала? – подруга залпом махнула бокал и, вспомнив о закуске, полезла в холодильник.
– Что еще? – на часах было начало второго ночи, а на работу надо завтра попасть обязательно… и лезть в душ уже не было никаких сил.
– Наверное, Инна Величковская и эта Шведовская фифа тоже между собой знакомы. Две молоденькие прохиндейки кладут свои глазы… глазья… – Тайка деловито кромсала вареную колбасу, – на богатых бурундуков и таким вот образом с ними знакомятся.
– Это ведь опасно, – я задумчиво разглядывала бокал, – все-таки авария.
– Ну, видать игра стоила свеч, – Тайка бухнула тарелку с колбасой на середину стола. – Хлеб у тебя где?
– Вон, на столе, в пакете. Думаю, ты права, я как услышала, что и со своей красавицей Шведов познакомился в дтп, так и поняла, что что-то тут не так. Надо обязательно разыскать Алису…
– Как и где? – напилив хлебных ломтей в два пальца толщиной, Тайка уселась за стол и наполнила бокалы. – Выяснить, в каком изоляторе она находится, мы можем только у ментов, которые ее задержали. Если допустить невозможное – мы их найдем, то что мы ответим на вполне логичные вопросы: «а вам это зачем надо знать? Кем вы ей приходитесь?» Надо поискать ее родственников, знакомых, кого-то кто знал бы о ее местонахождении.
Удивительно, но находясь в состоянии крепкого подпития, соображала и говорила она на редкость связно.
– Надо докопаться до шофера, – подвела она итог, – докопаться и все у него выведать. Они, шоферы, знаешь какие? У-у-у! Они все знают!
Вот так вот, поедая бутерброды с вареной колбасой и запивая их шампанским, мы досидели до половины третьего. Засыпая на ходу, я разложила диван, и, пока я стелила постель, Тайка пыталась напялить на своё теперь уже совсем пьяное тело свою личную ночную рубашку, жившую в моем шкафу. У меня в доме вообще полно ее вещей… Укомплектовав подругу к стенке, улеглась с краю, рядышком на полу тут же устроился Лавр. Под его мирное посапывание я и отключилась.
Глава девятая
Пробуждение было ужасным. Грохот будильника долбил мозги до тех пор, пока я не разлепила веки.
– Сена, выруби его, – пробормотала Тая, – убей!
Приподнявшись, я рухнула обратно на подушку, голова разламывалась от боли. Отыскав на ощупь утреннее проклятье, нажала заветную кнопочку и мерзавец заглох. Надо было вставать. И идти на работу. Лавруша уже сидел у кровати, дожидаясь законного утреннего моциона, а его непутевая похмельная хозяйка никак не могла найти в себе силы и принять вертикальное положение. Тая лежала на животе неподвижно, уткнувшись лицом в подушку, и признаков жизни не подавала. Стараясь лишний раз не мотылять головой в разные стороны, я сползла с кровати и осторожно, по стеночке, двинула в ванную. Очень хотелось наполнить раковину ледяной водой, опустить туда совершенно бесполезный предмет на плечах и подержать минут пять… Но воды не было. Никакой. Тихо проклиная Родину, сантехников и провинцию Шампань, я поволоклась на кухню в поисках хоть какой-нибудь жидкости. Слава Богу, немного плескалось в чайнике и всего ничего выдохшейся минералки оставалось в бутылке. Совершив убогонькое омовение и нажравшись вдоволь пасты, в попытке хотя бы заглушить мерзостный привкус вчерашнего праздника души и тела, я кое-как облачилась в специальные утренние лохмотья, натрясла по карманам
