– Очень приятно. – Дронго пожал ему руку и сел за стол.
Остальные расселись тоже, сохраняя немного торжественный и строгий вид.
Комиссару было лет семьдесят. Он давно мог уйти на покой, но предпочел остаться консультантом Интерпола, помогать молодым коллегам. Лицо Брюлея казалось высеченным из камня – его тяжелые, характерные черты запоминались надолго. У Доула, наоборот, несмотря на возраст, сохранилось подвижное лицо. Немного удлиненный подбородок, характерный для англичан, прямой ровный нос, кустистые брови. И вообще он был худощавого сложения, благодаря чему с трудом верилось, что ему уже далеко за шестьдесят. Даббс был темнокожим с не совсем характерной для афроамериканцев внешностью – тонкие, правильные черты лица, карие глаза, на вид лет сорок, чуть выше среднего роста, рукопожатие достаточно крепкое.
Антон Евстафьев устроился в углу на стуле, остальные четверо оказались за столом.
– Приступим, – на правах старшего начал комиссар Брюлей. Перед ним на столе лежала большая, увесистая папка с документами и фотографиями. Он положил ладони на эту папку, словно сдерживая тайну, заложенную в ней, и спросил: – Ты, очевидно, понял, что мы вызвали тебя сюда не просто так? Речь идет о преступнике, равного которому у нас еще не было. Никогда не было.
– Это я уже понял, – пробормотал Дронго, – хотя мне еще не совсем понятно, как один человек мог так напугать весь Интерпол.
– Ты знаешь, что еще во второй половине девяностых годов была создана безвизовая, так называемая Шенгенская зона, – начал свои объяснения Брюлей, – которая объединила почти всю Западную Европу. А с первого января две тысячи второго года в ней даже ввели единую валюту – евро.
– Для всех, кроме англичан, – вставил Доул, – хотя граждане нашей страны все равно имеют право на безвизовый проезд.
– Раньше, когда полиция каждой страны самостоятельно искала своих преступников, – продолжил Брюлей, – таких проблем не было. Появились мошенники европейского уровня, контрабандисты, валютчики, аферисты, но серийные убийцы обычно действовали исключительно в своих странах. И это объяснимо – ведь преступники такого рода не любят действовать в незнакомой обстановке, рискуя нарваться на неожиданность. Они предпочитают выстраивать свои действия по проверенной логической схеме, понятной только им и их извращенному сознанию.
– У вас появился маньяк? – понял Дронго.
– Новый тип маньяка, если хочешь, – мрачно пояснил Брюлей. – Маньяка, разгуливающего по всей Европе и к тому же умело пользующегося последними достижениями компьютерной революции и Интернетом. Серийный убийца двадцать первого века.
– Этого следовало ожидать, – пробормотал Дронго. – Когда открываются границы, этим начинают пользоваться не только добропорядочные граждане, но и всякая нечисть.
– Вот именно, – согласился комиссар. – Впервые упоминание о нашем объекте появилось в английских газетах в девяносто первом году. В Стаффорде – это городок рядом с Бирмингемом в Средней Англии – пропала девушка. Девятнадцати лет. Она должна была выступать на местном празднике, поэтому ее сразу же стали искать. Девушка была своего рода местной знаменитостью. Ее нашли через два часа. Растерзанной. В каком-то заброшенном помещении. Показать снимки? – Комиссар открыл папку, собираясь достать фотографии убитой.
– Не нужно, – торопливо попросил Дронго. – Я ведь никогда не работал в полиции. Мне трудно смотреть на такие мерзости. Лучше сначала все расскажите, а уж потом я посмотрю, иначе это собьет меня, не позволит сосредоточиться. Вы же знаете, как я ненавижу слушать о таких преступлениях, а тем более их расследовать.
– Это совсем не то, что ты думаешь, – возразил комиссар, но папку закрыл. – В общем, ее нашли в таком состоянии, что двум мужчинам стало плохо. Можешь себе представить, как негодовали жители этого города?! Одного иностранца из Индонезии чуть не линчевали. Он приехал в больницу с разрезанной рукой, и врачи заподозрили, что он и есть тот убийца. Хорошо, у молодого человека оказалось абсолютное алиби. Он весь вечер провел в компании со своими друзьями. Что касается убитой всеобщей любимицы… Полиция подняла на ноги всех своих осведомителей, задействовала десятки агентов, подключила лучших сыщиков, но убийцу так и не нашли. А в конце года, уже в районе большого Манчестера, в Солфорде, обнаружили другую девушку. Первый случай стал широко известен, о нем говорили по всем английским телеканалам, комментировали на Би-би-си. Поэтому второе преступление вызвало подозрение, что действует серийный убийца. Эксперты, осматривавшие тело новой жертвы, пришли к выводу, что в обеих случаях действовал один и тот же преступник, с уверенностью в девяносто шесть процентов.
Дронго глянул на Доула. Тот мрачно кивнул.
– Да, все началось в Англии, – подтвердил он, – но я тогда ни о чем не знал. Вам ведь известно, телевизор я смотреть не очень люблю. Подключился к расследованиям этих преступлений позже, уже на последней стадии.
– Два случая подряд, – безжалостно продолжал комиссар, – с одним почерком убийцы. Сначала молодых женщин еще живых разрезали каким-то острым предметом, предположительно скальпелем. Остались характерные надрезы на руках и на теле. Третье подобное убийство произошло через два года в Шотландии. В октябре девяносто третьего года. В Фолкерке, это между Эдинбургом и Глазго. Фолкерк – небольшой городок. Никто там не видел незнакомца, только одна маленькая девочка запомнила неизвестного ей человека. Видела его со спины, когда он подошел к своей будущей жертве. Среднего роста, в плаще с капюшоном… На этот раз эксперты уверились почти на сто процентов, что действует один и тот же преступник. В Англии тогда предприняли особые меры безопасности. По телевидению чуть ли не каждый день сообщали о том, как идут его поиски, полиция начала проверять всех возможных маньяков и извращенцев.
– Он их насиловал? – глухо спросил Дронго.
– Нет, – ответил комиссар, – ни одного случая. Этот убийца – извращенец, а на такое у него, видимо, сил не хватало. Во всяком случае, никого из этих троих он не насиловал. Психиатры считают, что мучения молодых женщин служили для него особым видом сублимации, заменяющим ему секс. Но это еще не конец. В Англии на этом убийства такого рода прекратились. Позже в Бельгии был схвачен серийный убийца Марк Дютро. Процесс над ним уже начался, ему грозит пожизненный срок. Правда, вся Бельгия вышла на улицы, требуя для него смертной казни. И в России несколько лет назад взяли Чикатило, того самого ростовского маньяка, о котором потом сняли фильм.
– Об этих двух случаях я слышал, – кивнул Дронго, – оба были настоящими психопатами. Бельгийцу, можно считать, повезло больше – Чикатило успели расстрелять. Хотя как сказать. В колониях и тюрьмах свои понятия о справедливости – такие маньяки там долго не живут. Их сразу убивают. И хорошо, если так, иначе их жизнь превращается в настоящий ад.
– Так вот, три года об этом типе ничего не было слышно, – вернулся к рассказу комиссар. – В Англии стали считать, что либо он уехал из страны, либо затаился. Но нам-то с вами известно, что такие убийцы не способны остановиться. Это не в их силах. Синдром крови начинает давить на маньяка, требуя новых жертв. И вот в девяносто шестом в Ангулеме, во Франции, происходит очень похожее преступление. Правда, здесь все получилось несколько иначе… – Брюлей глянул на Дронго, раскрыл папку, собираясь достать фотографии, но затем, чуть помедлив, снова ее закрыл.
Дронго, проследив за его жестами, отрицательно покачал головой.
– Ты становишься сентиментальным, – с укором заметил комиссар.
– Наверное, – согласился Дронго. – Позже мне все равно придется просмотреть эти страшные снимки. Но хочу немного оттянуть этот момент. Меня все еще воротит от вида крови и истерзанных жертв. Не могу на это спокойно смотреть, мне не хватает вашей выдержки, комиссар. Простите меня.
– На твоем счету столько разоблаченных убийц, – напомнил Брюлей, криво усмехнувшись.
– И тем не менее я до сих пор к этому не привык, – признался Дронго, – мешает какое-то чувство обиды. На Бога, который все это допускает.
– Не нам судить о его замыслах, – возразил комиссар. – Говорю это, хотя я такой же атеист, как и ты.
– А я с ним согласен, – вдруг вмешался Доул. – Я тоже атеист, но у меня вызывает чувство бессильной обиды вид растерзанных женщин. Маньяк должен сидеть или содержаться в больнице, а не разъезжать по
